«Пиковая дама» открывает собой вереницу произведений русских классиков на тему «преступления и наказания»: беспринципный молодой человек — русский Растиньяк — ради материального преуспеяния двигается «по наклонной» (соблазнение Лизы, запугивание старухи), однако вместо чаемого успеха по роковому стечению событий теряет не только благополучие, но и рассудок.
В сюжете повести обыгрывается излюбленная Пушкиным (как и другими романтиками) тема непредсказуемой судьбы, фортуны, рока. Молодой военный инженер немец Германн ведёт скромную жизнь и копит состояние, он даже не берёт в руки карт и ограничивается только наблюдением за игрой. Его приятель Томский рассказывает историю о том, как его бабушка-графиня, будучи в Париже, проиграла крупную сумму в карты. Она попыталась взять взаймы у графа Сен-Жермена, но вместо денег тот раскрыл ей секрет трёх выигрышных карт. Графиня, благодаря секрету, полностью отыгралась.
Германн, соблазнив воспитанницу графини Лизу, проникает в спальню к графине, мольбами и угрозами пытаясь выведать заветную тайну. Увидев Германна, вооружённого пистолетом (который, как выяснилось впоследствии, оказался незаряженным), графиня умирает от сердечного приступа. На похоронах Германну мерещится, что покойная графиня открывает глаза и бросает на него взгляд. Вечером её призрак является Германну и говорит, что три карты легендарного карточного сочетания — «тройка, семёрка, туз», — дающего в сумме 21 очко, принесут ему выигрыш, но он не должен ставить больше одной карты в сутки. Второе условие — он должен жениться на Лизе. Последнее условие Германн впоследствии не выполнил. Три карты становятся для Германна навязчивой идеей:
…Увидев молодую девушку, он говорил: «Как она стройна!.. Настоящая тройка червонная». У него спрашивали: который час, он отвечал: — без пяти минут семёрка. — Всякий пузастый мужчина напоминал ему туза. Тройка, семерка, туз — преследовали его во сне, принимая все возможные виды: тройка цвела перед ним в образе пышного грандифлора[2], семёрка представлялась готическими воротами, туз огромным пауком. Все мысли его слились в одну, — воспользоваться тайной, которая дорого ему стоила…
В Петербург приезжает знаменитый картёжник миллионер Чекалинский. Германн ставит весь свой капитал (47 тысяч рублей) на тройку, выигрывает и удваивает его. На следующий день он ставит все свои деньги (94 тысячи рублей) на семёрку, выигрывает и опять удваивает капитал. На третий день Германн ставит деньги (188 тысяч рублей) на туза. Выпадает туз. Германн думает, что победил, но Чекалинский говорит, что пиковая дама Германна проиграла. Каким-то невероятным образом Германн «обдёрнулся» — поставил деньги вместо туза на даму. Германн видит на карте усмехающуюся и подмигивающую пиковую даму, которая напоминает ему графиню. Разорившийся Германн попадает в лечебницу для душевнобольных, где ни на что не реагирует и поминутно «бормочет необыкновенно скоро: — Тройка, семёрка, туз! Тройка, семёрка, дама!..»
Сюжет «Пиковой дамы» был подсказан Пушкину молодым князем Сергеем Голицыным, который, проигравшись, вернул себе проигранное, поставив деньги по совету бабки на три карты, некогда подсказанные ей Сен-Жерменом. Эта бабка — известная в московском обществе «усатая княгиня» Наталья Голицына, урождённая Чернышёва, мать московского губернатора Дмитрия Голицына[3].
Повесть в манере Гофмана и Нодье писалась Пушкиным, по-видимому, осенью 1833 года в Болдине. Первые наброски сделаны в 1832 году. Рукописный текст не сохранился. Опубликована во втором номере «Библиотеки для чтения» за 1834 год и, согласно дневниковой записи автора, имела недюжинный успех у читающей публики: «Моя „Пиковая дама“ в большой моде. Игроки понтируют на тройку, семёрку, туза» (апрель 1834)[3].
Литературоведы отмечают влияние на повесть Пушкина европейской готической прозы, в частности произведений Гофмана. Другие претексты произведения: «Красное и чёрное» Стендаля, «Голландский купец» (К . G . S. Heun) и другие повести об игроках, а также исторические анекдоты XVIII века и русская бытовая проза XVIII—XIX веков[4][3].
Другой, также популярный в русской классике тематический слой связан с Наполеоном. Эпиграф к IV главе — «Человек, у которого нет никаких нравственных правил и ничего святого!» — взят из некоей «личной переписки», с датой 7 мая 18** (Наполеон умер 5 мая 1821). Далее в этой же главе Томский упоминает, что у Германна «профиль Наполеона, а душа Мефистофеля». Борис Мейлах писал, что Германна роднит с Мефистофелем циничное отношение к жизни и «ко всему святому для человека». С Наполеоном же героя связывает готовность пойти на всё ради достижения цели, а также вызов, который он бросает судьбе. Как и Наполеон, после блестящих побед Германн заканчивает поражением[3][5].
В тексте повести главный герой назван Германном, без указания на то, имя это или фамилия. В немецком языке есть имя Hermann, однако такое написание имени считается старым и происходит оно от латинского germanus — «брат» (с одной н). Исследователи высказывали предположение, что в повести Германн — фамилия, потому что другие офицеры так называются исключительно по фамилиям. В черновиках Пушкина встречается также написание «Герман» (с одной н), а в окончательной редакции звучит фраза «его зовут Германном», указывающая на имя, а не фамилию. Исследователь Ирина Кощиенко считает, что Пушкин намеренно внёс отличие имени героя от его латинского написания, потому что «его немец не имел ни родственников, ни даже родственной души»[3][6].
Доктор филологических наук Ирина Балашова также утверждает, что Германн — имя[7]:
в рукописных черновиках герой назван Германом; возможно, второе «н» было добавлено издателями под влиянием немецкого написания.
фраза «его зовут Германном» включает в себя конструкцию «звать + твор. падеж», которая в русском языке того времени употреблялась только с именем; в других произведениях Пушкин также следует этому правилу.
Вильгельм Кюхельбекер, свободно владевший немецким языком, в своём дневнике называет героя повести Германом, то есть наличие двойного «н» не играло для него определяющей роли.
Как заметил профессор Анатолий Андреев, фамилия Германн содержит «германскую семантику Herr Mann („Господин человек“)»[8][9].
Ту же параллель обыгрывает российский драматург Николай Коляда в своей пьесе DREISIEBENAS (Тройкасемёркатуз)[10].
Владислав Ходасевич сближал «Пиковую даму» с другими пушкинскими произведениями о «соприкосновении человеческой личности с тёмными силами»:
До разговора с графиней Германн сам шёл навстречу чёрной силе. Когда же графиня умерла, он подумал, что замысел его рушится, что всё кончено и жизнь отныне пойдёт по-старому, с тем же капитальцем и нетронутыми процентами. Но тут роли переместились: из нападающего он превратился в объект нападения. Мёртвая старуха явилась к нему. «Я пришла к тебе против своей воли, — сказала она твёрдым голосом, — но мне велено исполнить твою просьбу» и т. д. Однако те, по чьей воле она пришла исполнить волю Германна, насмеялись над ним: не то назвали ему две верных карты и одну, последнюю, самую важную — неверную, не то в последний, решительный миг подтолкнули его руку и заставили проиграть всё. Как бы то ни было, возвели почти на предельную высоту — и столкнули вниз. И в конце концов — судьба Германна буквально та же, что и судьба Павла с Евгением: он сходит с ума[11].
Дмитрий Святополк-Мирский выделял «Пиковую даму» из произведений Пушкина как «лучшее и характернейшее для него произведение в прозе»:
Изложить её вкратце невозможно: это шедевр сжатости. Как и «Повести Белкина», это произведение чистого искусства, занимательное только как целое. По силе воображения она превосходит всё, что написал Пушкин в прозе: по напряжённости она похожа на сжатую пружину. По неистовому своему романтизму она близка к «Гимну Чуме» и к стихотворению «Не дай мне Бог сойти с ума». Но фантастический романтический сюжет влит в безукоризненную классическую форму, такую экономную и сжатую в своей благородной наготе, что даже Проспер Мериме, самый изощрённо-экономный из французских писателей, не решился перевести её точно и приделал к своему французскому переводу всякие украшения и пояснения, думая, вероятно, что наращивает мясо на сухом скелете[12].
Повесть вскоре после выхода в свет была адаптирована для театра. Александр Шаховской переработал её в пьесу «Хризомания, или Страсть к деньгам», считавшуюся посредственной[3].
«Пиковая дама» много раз экранизировалась и ставилась на театральной сцене[3]. С 1996 года в театре Вахтангова в Москве идёт поставленный Петром Фоменко по мотивам повести одноимённый спектакль[15].
↑Кощиенко И. В. К толкованию эпиграфов повести А. С. Пушкина «Пиковая дама» // Вестник Псковского государственного университета. Серия «Социально-гуманитарные науки». — 2016. — № 4. — С. 86.
↑Н. Р. Андре Жид о Пушкине // Пушкин: Временник Пушкинской комиссии / АН СССР. Ин-т литературы. — М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1936. — Вып. 1. — С. 385—386.
↑Пиковая дама (1996)(рус.). Театр им. Евгения Вахтангова. Официальный сайт. Дата обращения: 16 октября 2024.
Виноградов В. В. Стиль «Пиковой дамы» // Пушкин: Временник Пушкинской комиссии / АН СССР. Ин-т литературы. — М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1936. — Вып. 2. — С. 74—147.