Антинорманизм

«Варяжский вопрос» отягощён не только отрывочностью информации из письменных источников и сложностью сопряжения лингвистических данных с историческими, но и идеологическими и политическими аспектами^[10][11][12] и часто приобретал политическое звучание^[4].

Ранние русские летописи, начиная «Повести временных лет», возводят русь к варягам (скандинавам)^[13]. Более поздняя же литературная традиция соотносит эту этническую общность с Русом из легенды о трёх славянских братьях — Чехе, Лехе и Русе. В законченном виде легенда появилась в «Великой Польской хронике» XIV века^[14].

В Воскресенской летописи середины XVI века имеется следующая версия возникновения слова «русь»: «И пришедше словене съ Дуная и седше у езера Ладожьскаго, и оттоле прииде и седоша около озере Илменя, и прозвашася инымъ именемъ, и нарекошася Русь рекы ради Руссы, иже впадоша во езеро Илмень». Упоминание о реке Русса явилось вставкой летописца, о чём свидетельствует сравнение с текстом более ранней Софийской первой летописи начала XV века. В начале XVI века немецкий дипломат Сигизмунд фон Герберштейн первым зафиксировал народную этимологию, согласно которой название «Руссия» произошло «от одного очень древнего города по имени Русс, недалеко от Новгорода Великого»^[15]. В другом месте Герберштейн пишет: «Руса, некогда называвшаяся Старой Руссией (то есть давней или древней Руссией), древний городок под владычеством Новгорода…»^[16].

В Краткой Хронографической Палее, старший список которой датируется 1440 годами, варяги при перечислении народов — потомков Иафета отождествляются с галатами (древний союз кельтских племён): «Разделено же бысть племя Афетово, третьего сына Ноева, 15 языкъ: 1 галати, иже суть варязи, 2 руми, иже суть грекы, 3 армени, 4 норици, иже суть словене»^[17][18]. В некоторых поздних литературных произведениях XV—XVI веков термин «варяги» заменяется на «немцы» как обозначение иностранцев вообще («И избраша от немець 3 браты…»^[19])^[20] или варяги мыслятся как пруссы в целях построения новой княжеской генеалогии^[18]: в «Сказании о князьях Владимирских» XVI века и в Хронографе Сергея Кубасова XVII века говорится, что римский император Август дал мнимому предку Рюрика Прусу «грады ляцкие по Висле реке, …и Варяжские грады Поморские, и преславный Гданеск, и ины многия грады по реке Немонь впадшую в море»^[21]. В периоды идеологических кризисов летописное сказание о призвании варягов обретало особое значение: начало Русского государства требовалось привести в соответствие с его настоящим. В эпоху становления централизованного государства эта потребность привела к перестройке летописного сказания и созданию «Сказания о князьях владимирских», согласно которому неизвестный Европе Рюрик предстал потомком Августа^[8].

Немецкий дипломат Сигизмунд фон Герберштейн, будучи советником посла в Московском государстве в первой половине XVI века, одним из первых европейцев ознакомился с русскими летописями. Герберштейн стал первым, кто отождествил варягов с западнославянским племенем вагров: он писал об этом в своих «Записках о Московии», опираясь на соображения о славянской общности веры, обычаев и языка русских и вагров, отчего «русским естественно было призвать себе государями вагров»^[22].

Автор «Киевского синопсиса» второй половины XVII века (предположительно киево-печерский архимандрит Иннокентий Гизель) вслед за западными авторами писал о балтийско-славянском происхождении варягов^[18]. Балтийско-славянская версия отразилась в Ермолаевском списке Ипатьевской летописи, созданном в начале XVIII века^[23], где под 1304 годом в рассказе о жене польского князя Лукерье говорится, что варяжское поморье находится у Старого града за Гданьском: «бо бе рода князей сербских, с Кашуб, от помория варязского от Стараго града за Кгданском»^[24].

В качестве научной концепции норманизм оформился в первой половине XVIII века, благодаря деятельности немецких историков в Российской академии наук Г. З. Байера, Г. Ф. Миллера, Ф. Г. Штрубе де Пирмонта и А. Л. Шлёцера.

Политическую и идеологическую остроту «варяжский вопрос» приобрёл в середине XVIII века^[4], когда против норманской теории, усмотрев в ней тезис об отсталости славян и их неготовности к образованию государства^[25], активно выступил М. В. Ломоносов. В частности, он утверждал, что Рюрик был родом из полабских славян, которые, по его мнению, имели династические связи с князьями ильменских словен. Этим и было обусловлено его приглашение на княжение.

В дискуссии 1749 года обозначились два диаметрально противоположных взгляда: признание скандинавов в качестве основателей Древнерусского государства, трактовка наименований «русь» и «варяги» как обозначения скандинавов (Г. Ф. Миллер, опиравшийся на исследования Г. З. Байера) и отрицание какого-либо участия скандинавов в социально-политической жизни Руси, утверждение, что слова «русь» и «варяги» — греческие или славянские (М. В. Ломоносов, В. К. Тредиаковский и др.)^[4].

Филолог Ю. М. Лотман писал, что многие писатели и историки XVIII века, включая Ломоносова, больше доверяли в действительности поздним источникам, наподобие поздних редакций Хронографа, поскольку свидетельства, сообщаемые «Повестью временных лет», казались им слишком лапидарными, скупыми, лишёнными романического содержания. Эти свидетельства почти не касались тем, которые интересовали читателя конца XVIII века в наибольшей мере, — дохристианского, докняжеского периода, и предоставляли слишком мало подробностей. К поздним источникам привлекала также свойственная им сказочная фантастичность, которая по представлениям XVIII века была признаком старины. Так, более фантастичные, чем сведения, сообщаемые «Повестью временных лет», статьи Хронографа воспринимались как более древние^[26].

Один из первых русских историков В. Н. Татищев, исследовав «варяжский вопрос», не пришёл к определённому выводу относительно этнической принадлежности призванных на Русь варягов, но предпринял попытку объединения противоположных воззрений. По его мнению, основанному на «Иоакимовской летописи», варяг Рюрик происходил от норманнского князя, правящего в Финляндии, и дочери славянского старейшины Гостомысла^{[источник не указан 141 день]}.

В начале XIX века Н. М. Карамзин, опираясь на критический анализ летописных известий, сделанный А. Л. Шлёцером, сформулировал концепцию создания древнерусской «монархии» варягами-скандинавами во главе с Рюриком, который был приглашён новгородским старейшиной Гостомыслом для управления славянскими и финскими племенами. Построение Карамзина преобладало до середины XIX века^[4].

В середине XIX века в рамках славянофильского направления исторической науки усилились антинорманские тенденции. Двумя виднейшими представителями антинорманизма XIX века были С. А. Гедеонов и Д. И. Иловайский. Гедеонов вновь поставил во главу угла вопрос об этнической природе варягов и руси. Он утверждал, что эти термины, а также имена первых русских князей (Рюрика, Олега, Игоря) происходят из прибалтийско-славянских языков, что, по его мнению, доказывало славянскую природу древнерусской государственности. Русь он считал балтийскими славянами — ободритами. Однако предложенная им этимология была тогда же отвергнута языковедами. Вместе с тем его критика взглядов «норманистов» побудила их интенсифицировать поиски и исследование новых источников по «варяжскому вопросу»^[4].

Норманскую теорию разделял М. П. Погодин, который участвовал в дискуссии с занимавшими позиции антинорманизма Н. И. Костомаровым, а затем Д. И. Иловайским (придерживался концепции южного происхождения руси). По итогам полемики в 1872 году Погодин составил обобщающий труд «Древняя русская история до монгольского ига»^[27].

В середине XIX — начале XX веков учёные ввели в научный оборот значительный корпус восточных (А. Я. Гаркави, А. А. Куник), византийских (В. В. Латышев), скандинавских (Ф. А. Браун) и западно-европейских источников. Эти источники существенно расширили представления об экономическом и социально-политическом процессах образования раннего Русского государства и свидетельствовали о значительной роли в них скандинавов. Взгляды на причины возникновения Русского государства изменились, в том числе было признано значение внутреннего экономического и социального развития восточных славян; само возникновение государства теперь рассматривалось как длительный процесс.

Н. К. Никольский, вслед за Д. И. Иловайским и А. А. Шахматовым, предполагал наличие в летописи двух взаимоисключающих версий происхождения руси — поляно-славянской и варяжской. По его мнению, исходной была поляно-славянская версия, а первый автор летописи был убеждён, что «Русская земля», как и все славяне, «пошла» из Подунавья. Позднейший же автор пытался доказать, будто русь это варяги, пришедшие «из-за моря, и не в Киев, а в северо-западные земли»^[28]. Вслед за И. П. Филевичем он назвал первоначальный летописный свод «Повести о Русской земле» или «Повести о поляно-руси»^[29]. Переселение в VII—X веках многочисленных групп славян из Среднего Подунавья подтверждается археологическими данными^[30]. По характеру и деталям погребальной обрядности древнейшие труположения на Среднем Поднепровье имеют прямые аналогии в раннехристианских памятниках на территории Великой Моравии^[31][32]. С. С. Ширинский предложил считать раннехристианскими все ингумационные захоронения Среднего Поднепровья IX—Х веков. Подобная же позиция представлена ​​в работах А. П. Моци и А. Е. Мусина, которые акцентируют внимание на биритуальному характере древнерусских могильников IX—Х веков и принципиальном отличии нового обряда от традиционной для славян кремации, что могло быть вызвано только коренными изменениями в религиозном сознании.

Расширение круга источников и изменение подхода к решению проблемы сняли остроту вопроса об этнической принадлежности варягов и первых русских князей. Вплоть до середины 1940-х годов подавляющее большинство отечественных и зарубежных историков и филологов склонялось к мнению об активном участии скандинавов в формировании Древнерусского государства, скандинавского происхождения русской знати и династии, скандинавской этимологии терминов «варяг» и «русь». Эти взгляды разделяли С. М. Соловьёв, В. О. Ключевский, В. Л. Томсен, А. А. Шахматов, Ю. В. Готье, Б. Д. Греков, С. В. Юшков и др. Одновременно широкомасштабные археологические исследования в Старой Ладоге, Гнёздове, Киеве, Чернигове (Н. Е. Бранденбург, Д. Я. Самоквасов, А. А. Спицын, Т. Арне и др.) подтвердили присутствие в Восточной Европе в IX—X веках значительного числа скандинавов и концентрацию скандинавских древностей в основных пунктах торговых путей^[4].

В середине 1940-х — начале 1950-х годов в Советском Союзе произошло новое усиление антинорманизма, которое имело две основных причины: реакция на эксплуатацию идей ненаучного «норманизма» в нацистской Германии для пропаганды расового превосходства германцев над славянами, а также «борьба с космополитизмом»^[4]. Сказание о призвании варягов стало ассоциироваться с нацистскими идеями о неспособности «славянской расы» к самостоятельному развитию и воспринималось как чуждое «патриотической» русской летописи, которая свидетельствует об исконно славянских (киевских) истоках государственности^[33]. В сферах истории и археологии «борьба с космополитизмом» выразилась в теории автохтонного (без внешних влияний) развития восточных славян. Присутствие скандинавов в Восточной Европе отрицалось (А. В. Арциховский). Основным аргументом этого, как и в XVIII веке и в середине XIX века, были попытки вывести нескандинавскую этимологию терминов «русь» и «варяги». Для этих понятий предлагалось восточно-славянское (М. Н. Тихомиров), кельтское, прибалтийско-славянское (А. Г. Кузьмин) и др. происхождение^[4].

Другим аргументом считался тезис Фридриха Энгельса о том, что государство не может быть навязано извне, дополненный официально пропагандируемой в то время псевдонаучной автохтонистской теорией лингвиста Н. Я. Марра, отрицавшей миграции и объясняющей эволюцию языка и этногенез с классовой точки зрения. Идеологической установкой для советских историков стало доказательство тезиса о славянской этнической принадлежности племени русь. Характерные выдержки из публичной лекции доктора исторических наук В. В. Мавродина, прочитанной в 1949 году, отражают состояние дел в советской историографии сталинского периода:

Многие годы советский антинорманизм представлял историк и археолог Б. А. Рыбаков. С 1940-х годов он отождествлял русь и славян, помещая первое древнеславянское государство, предшественника Древней Руси, в лесостепь Среднего Поднепровья^[35]. По мнению Рыбакова, «чья-то рука изъяла из „Повести временных лет“ самые интересные страницы [об исконной славянской руси] и заменила их новгородской легендой о призвании князей-варягов»^[33]. Рыбаков вслед за Шахматовым писал о внесении «варяжской легенды» в текст киевской летописи из новгородского источника («Остромировой летописи»), но связывал создание «норманской традиции» не с Нестором, а с игуменом Михайловского Выдубецкого монастыря Сильвестром^[36][37]. Легендарного Кия он считал киевским князем VI века. Утверждая, что понятие «Русская земля» сложилось уже к середине VI века, Рыбаков постулировал возникновение Киевского государства за 300 лет до «призвания варягов». Он упрекал сторонников норманской теории в подтасовках, имеющих целью принизить творческие способности славян^[38]. Позднее Рыбаков всё же признал скандинавское происхождение Рюриковичей и выделил «варяжский период» в истории Руси^[39]. По мнению В. Л. Янина, Рыбаков придерживался разработанной М. С. Грушевским концепции «киевоцентризма», согласно которой государственное устройство якобы распространялось не из Новгорода в Киев, а из Киева в Новгород. При этом, как пишет Янин, Рыбаков пошёл дальше, чем Грушевский, заявив об основании Новгорода киевлянами для защиты северных рубежей^[40].

Академик Д. С. Лихачёв считал, что летописный рассказ о призвании варягов является вставкой в летопись, легендой, созданной печерскими монахами с целью укрепления независимости Древнерусского государства от византийского влияния. По мнению учёного, легенда, как и в случае с призванием саксов в Британию, отразила средневековую традицию искать корни правящих династий в древних иноземных правителях, что должно повышать авторитет династии среди местных подданных^[41].

Видными представителями новейшего антинорманизма в науке были А. Н. Сахаров и А. Г. Кузьмин^[12].

В 1960-е — начале 2000-х годов в трудах археологов (Д. А. Авдусин, М. И. Артамонов, А. Н. Кирпичников, Г. С. Лебедев, Е. Н. Носов, Т. А. Пушкина и др.), историков и источниковедов (А. А. Горский, Е. А. Мельникова, А. П. Новосельцев, В. Т. Пашуто, В. Я. Петрухин, М. Б. Свердлов, И. П. Шаскольский и др.), филологов (Г. А. Хабургаев, Г. Шрамм) изучение славяно-скандинавских связей периода становления Русского государства вышло далеко за рамки спора об этимологии названий «русь» и «варяги» и приобрело комплексный и междисциплинарный характер. Основными вопросами являются роль торговых путей в образовании государства и степень участия варягов в международной торговле, формирование древнерусской военной элиты и место в ней варягов, наряду с другими этническими группами, сравнительная типология социально-политического развития скандинавов и восточных славян и их этнокультурный синтез и др.^[4]

Многие российские и зарубежные лингвисты, историки и археологи придерживались скандинавской этимологии названия «русь» и пополняли её аргументацию (лингвистическую — А. И. Попов, Г. А. Хабургаев, Г. Шрамм, археологическую — Г. С. Лебедев). При этом ряд советских историков вслед за М. Н. Тихомировым придерживался версии автохтонного среднеднепровского происхождении этого названия^[42]. Для них предметом дискуссии стала локализация предполагаемого объединения руси с каганом во главе, получившего условное название Русский каганат. Востоковед А. П. Новосельцев склонялся к северному расположению Русского каганата, в то время как археологи М. И. Артамонов и В. В. Седов помещали каганат на юге, в районе от Среднего Поднепровья до Дона. Не отрицая влияния норманнов на севере, они всё же выводят этноним «русь» из иранских корней^[43][44][45].

В 1970-е годы А. Г. Кузьминым был возрождён антинорманизм середины XIX века — в той его форме, которая была выдвинута М. В. Ломоносовым и развита С. А. Гедеоновым^[46]. Мнения, что варяги были не скандинавами, кроме Кузьмина, в те годы придерживались только историки В. Б. Вилинбахов и В. В. Похлёбкин^[7]. Они отождествляли варягов прибалтийскими славянами на основании этимологий («варяги»-«вагры» и др.), а также западнославянских влияний на язык и материальную культуру северо-западных областей Древней Руси^[12]. Также Кузьмин писал о том, что варяги были ославяненными кельтами^[47][48]. Со второй половины 1980-х годов Кузьмин начал развивать концепцию Дунайской Руси на территории Великой Моравии IX века, с конца 1990-х — концепцию Причерноморской Руси в Восточном Крыму и на Таманском полуострове^[49].

В XXI веке работа Кузьмина была продолжена его учениками и последователями^[50][51]. «Современным лидером антинорманизма» историк и археолог Л. С. Клейн называет липецкого историка В. В. Фомина, одного из учеников и последователей Кузьмина^[52]. При этом спор норманистов и антинорманистов во многом утратил актуальность, и антинорманизм распространён преимущественно в ненаучной среде^[6][7][8][9].

Славянская гипотеза впервые была сформулирована В. Н. Татищевым и М. В. Ломоносовым как критика норманской теории. Она исходит, в частности, из толкования фрагмента «Повести временных лет»:

С точки зрения сторонников норманской теории из цитаты лишь следует, что слово «русь» является названием варягов и к тем славянам, которые прежде назывались полянами, пришло от варягов^[18].

Ломоносов доказывал славянскую принадлежность народа русь («россы») через тождество их пруссам. Самих пруссов (балтские племена) он считал славянами, ссылаясь на Гельмольда и Матфея Претория, полагавших «прусский и литовский язык за отрасль славенского», а также на собственное мнение о сходстве «их (пруссов) языка со славенским»^[54].

Другим источником славянской гипотезы является сообщение арабского географа Ибн Хордадбеха, который писал, что русы — славянский народ. Ибн Хордадбех был единственным восточным автором, относившим русь к ас-Сакалиба, остальные описывают русь и славян обособлено^[55].

В русской историографии XIX века славянская теория не имела широкого распространения. Двумя наиболее видными её представителями были С. А. Гедеонов и Д. И. Иловайский. Первый считал русь балтийскими славянами — ободритами, второй — доказывал их южное происхождение, а этноним русь объяснял русым цветом волос^[56].

С. А. Гедеонов предположил, что Рюрик — это не собственное имя, а родовое прозвище Ререк («сокол»), которое, по его гипотезе, носили все представители правящей династии ободритов. В подтверждение Гедеонов ссылается на скандинавскую сагу Снорри Стурлусона о Хаконе Добром из цикла «Круг Земной», где, по его мнению, венды названы соколами^[57]. Там говорится о «сокольих далях» в контексте войны (X век) конунга Хакона с викингами, «как датчанами, так и вендами». Впоследствии «Слово о полку Игореве» называет взрослых Рюриковичей соколами, а княжичей — соколичами.

Знаки Рюриковичей С. А. Гедеонов и некоторые другие исследователи (О. М. Рапов, А. Г. Кузьмин) трактовали как схематическое изображение сокола, падающего на добычу. Другие исследователи видят в нём изображение скипетра, якоря, трезубца или вил^[58].

В советский период, начиная с 1930-х годов, идея славянской принадлежности руси активно отстаивалась и была тесно увязана с критикой норманизма. В советской историографии родиной руси считалось Среднее Поднепровье, они отождествлялись с полянами Киевской земли. Эта гипотеза имела официальный статус^[59]. Противопоставление славян и руси в «Повести временных лет» объяснялось подчинением большинства славянских племён киевским князьям, домен которых на первоначальной стадии образования государства и назывался «Русью»^[60]. Этноним русь выводился из местной топонимики, например из названия реки Рось на Киевщине. Корень рос- встречается в гидронимах Северного Причерноморья. Рось — правый приток Днепра; Роська, Россава — притоки Роси^[61]. Производные топонимы: Поросье, город Родня. Исходный гидроним, Ръсь, имеет неясную этимологию^[62] и засвидетельствован в «Повести временных лет»^[12].

Из современных концепций получили известность гипотезы о «Русском каганате» В. В. Седова и руси-ругах А. Г. Кузьмина. Первый, основываясь на археологическом материале, помещает русь в междуречье Днепра и Дона (волынцевская археологическая культура) и определяет как славянское племя. Второй связывает русь с руянами — славянскими жителями острова Рюген. Руяне в поздних Магдебургских анналах (XII век), возможно, названы русскими (Rusci), как сообщает Кузьмин со ссылкой на работу 1859 года^[46].

В. Н. Татищев рассматривал Старую Русу как место изначального появления имени «Русь»: «сначала токмо область Новгородская или паче владение Старой Русы (Старой Руси) тако именовались»^[63]. В 2000-е годы А. Н. Сахаров и В. В. Фомин, опираясь на известие Герберштейна, вновь предложили связь названия Русы с Русью^[16].

Английский историк Томас Шор (1840—1905) в своей книге «Происхождение англо-саксонской расы», говоря о варинах, которых их союзники англы называли варингами, пишет что в русской истории они известны под именем варягов. Того же мнения придерживаются российские авторы А. Г. Кузьмин и В. В. Фомин^[51].

По мнению К. А. Максимовича, др.-рус. русь восходит к славянскому *roud-s-ь, от корня *rъd-/*roud-/*rуd-, связанного с красным цветом. Именно эта форма была заимствована финно-уграми у славян ещё в праславянскую эпоху (около VI века н. э.), до упрощения консонантных групп в праславянском. По мнению автора гипотезы, это подтверждается значениями однокоренных финскому Ruotsi в других финно-угорских языках: саамском (в северной Норвегии — ruossa), комизырянском (rot’s), удмуртском (dzwts), остякском (ruts, rut), вогульском (ros, rus), ненецких диалектах (luса, lusa); а кроме того в тунгусском и бурятском (luca), юкагирском (lusi, luci) и др., в значении «русские». В карельских диалектах термин ruottsi обозначает финнов, Финляндию. В свете закона о большей архаичности периферийных языков именно периферийную (то есть «славянскую») семантику финских продолжений следует считать наиболее архаичной, тогда как шведскую семантику в финских Максимович предлагает считать инновацией^[64].

Археологические находки, сделанные в XX веке в Пскове, Новгороде, Русе, Ладоге и др., свидетельствуют о тесной связи населения севера Древней Руси не только со Скандинавией, но и со славянским южным берегом Балтики — с поморскими и полабскими славянами. В период раннего Средневековья южнобалтийские славяне переселялись в земли, соответствующие северу будущей Руси. Об этом говорят как археологические, так и антропологические, краниологические и лингвистические исследования. Велик удельный вес керамики южнобалтийского облика (фельдбергской и фрезендорфской) среди других керамических типов и прежде всего «в древнейших горизонтах культурного слоя» многих памятников Северо-Западной Руси (Старой Ладоги, Изборска, Рюрикова городища, Новгорода, Луки, Городка на Ловати, Городка под Лугой, неукреплённых поселений — селища Золотое Колено, Новые Дубовики, сопки на Средней Мсте, Белоозера и др.). Так, на посаде Пскова она составляет более 81 %^[65]. В Городке на Ловати — около 30 %^[66]. В Городке под Лугой её выявлено 50 % из всей достоверно славянской^[67]. Эта посуда не является привозной, она производилась на месте, о чём говорит как объём её присутствия, так и характер сырья, шедшего на её изготовление^[68]. В целом для времени X—XI веков в Пскове, Изборске, Новгороде, Старой Ладоге, Великих Луках отложения, насыщенные южнобалтийскими формами, представлены, по оценке С. В. Белецкого, «мощным слоем»^[69]. В. В. Седов писал о краниологическом материале северной Руси: «Ближайшие аналогии раннесредневековым черепам новгородцев обнаруживаются среди краниологических серий, происходящих из славянских могильников Нижней Вислы и Одера. Таковы, в частности, славянские черепа из могильников Мекленбурга, принадлежащих ободритам». Учёный отмечал, что к тому же типу относятся и черепа из курганов Ярославского и Костромского Поволжья, активно осваиваемого новгородцами. Антропологические исследования, проведённые в 1977 году Ю. Д. Беневоленской и Г. М. Давыдовой среди населения Псковского обозерья, отличающегося стабильностью (малое число уезжающих из деревень) и достаточно большой обособленностью, показали, что оно относится к западнобалтийскому типу, который «наиболее распространён у населения южного побережья Балтийского моря и островов Шлезвиг-Гольштейн до Советской Прибалтики…»^[70]. Д. К. Зеленин обратил внимание на балтославянские элементы в говорах и этнографии новгородцев. Исследователь пришёл к выводу, что близость в языке и чертах народного быта новгородцев и балтийских славян можно объяснить лишь фактом переселения последних на озеро Ильмень. Это переселение, по мнению Зеленина, произошло так рано, что до летописца XI века «дошли лишь глухие предания об этом»^[71]. С. П. Обнорский отметил западнославянское воздействие на язык Русской Правды, объясняя это тем, что в Новгороде были живы традиции былых связей со своими сородичами^[72]. В середине 1980-х годов А. А. Зализняк, основываясь на данных берестяных грамот, отразивших разговорный язык новгородцев XI—XV веков, пришёл к выводу, что древненовгородский диалект отличен от юго-западнорусских диалектов, но близок к западнославянскому, особенно севернолехитскому. В. Л. Янин подчеркнул, что «поиски аналогов особенностям древнего новгородского диалекта привели к пониманию того, что импульс передвижения основной массы славян на земли русского Северо-Запада исходил с южного побережья Балтики, откуда славяне были потеснены немецкой экспансией». Эти наблюдения «совпали с выводами, полученными разными исследователями на материале курганных древностей, антропологии, истории древнерусских денежно-весовых систем и т. д.»^[73].

Корень рос- встречается также в исторических этнонимах. Этнонимическая основа рос- (также рокс-, рас-, ракс-, ракш-, рокш- и префиксированные аорс-, аракс-, арси-) имеет иранское происхождение. Её ареал с V века до н. э. до V—VI веков н. э. охватывал Среднюю Азию, Северный Кавказ и Северное Причерноморье^[12].

Существует мнение, что этноним «рос» связан со словом «русь». Эта точка зрения также берёт начало от М. В. Ломоносова. Её сторонники отмечают древность слова «рос», по их мненнию, зафиксированного в виде названия народа «ерос», упомянутого ещё в VI веке в «Церковной истории» Захарием Ритором, где он помещается по соседству с народами «людей-псов» и амазонок. Эту территорию многие авторы трактуют как Северное Причерноморье^[64][74]. На этом основании народ «рос» возводят к ираноязычным (сарматским) племенам роксаланов^[75] или росомонов, упоминаемых античными авторами^[76].

О дославянском бытовании на юге корня рос- в 1923 году писал В. А. Брим, выдвинувший гипотезу о двойном, северном и южном, происхождении слова «Русь»^[77][78].

Наиболее глубоко иранская этимология имени «русь» проработана О. Н. Трубачёвым^[79]: *ruksi «белый, светлый» > *rutsi > *russi > русь; ср. с осет. рухс (иронск.) / рохс (дигорск.) «светлый». Трубачёв предложил толкование этнонима «рос», опираясь на данные южнорусской топонимики. Этноним «рос», упомянутый в Житии святого Георгия Амастридского, по его мнению, является архаизмом, поскольку идентичен названию народа ῥοῦς/ῥῶς, жившего на Азовском побережье в VI веке^[80].

В советский период Д. Т. Березовец предложил отождествлять русь с населением, связанным с салтово-маяцкой культурой^[81]. В новейшее время эта гипотеза развивается Е. С. Галкиной, которая отождествляет Подонье с центральной частью Русского каганата, предположительно существовавшего в IX веке. По её мнению, после разгрома этого объединения кочевыми племенами венгров в конце IX века имя «Русь» от ираноязычных «русов-аланов» (роксоланов) перешло к славянскому населению Среднего Поднепровья (поляне, северяне)^[75]. В качестве одного из аргументов Галкина опирается на этимологию М. Ю. Брайчевского, который предложил для всех «русских» названий Днепровских порогов из сочинения Константина Багрянородного «Об управлении империей» аланскую интерпретацию (на основе осетинского языка)^[82].

По мнению В. В. Седова, название «русь» восходит к иранской основе *rauka- *ruk- 'свет, белый, блестеть' и возникло в период славянско-иранского соседства в Северном Причерноморье. По его мнению, этнонимы «русы» и «русь» начали распространяться в ареале волынцевской и близкой к ней культур. Учёный он присоединился к существующему в историографии предположению о возможном независимом возникновении и последующем слиянии северного названия «ruotsi» и южного «русь» или же финском заимствовании уже устоявшегося этнонима, впоследствии перенесённом на скандинавов^[83].

Почти все авторы фолк-хистори, идеи которых связаны с русским национализмом, разделяют какую-либо форму антинорманизма. Антинорманизм также распространён во взглядах украинских националистов^[9].

Идея доваряжской Руси отражена в романе советского писателя В. Д. Иванова (участника националистического «Русского клуба») «Русь изначальная» (1955—1967), повествующем о «русичах» VI века. Сюжет экранизирован в 1985 году. В фильме русичи противостоят хазарам (также анахронизм). Советский писатель В. А. Чивилихин, сторонник идеи «арийского» происхождения славян, в романе «Память» (1978—1984) писал, что «варяги-русь» были славянами и относил возникновение славянской государственности к глубокой древности^[9].

Лев Силенко, автор учения об «орианах-украинцах» («арийцах-украинцах»), создателях самой древней и могущественной цивилизации, а также основатель украинского неоязыческого движения «РУН-вера», писал о губительности христианства для «древней украинской культуры» и рассматривал летописное сказание о призвании варягов как вымысел христианских монахов^[9].

Деятель русского неоязычества А. М. Иванов (Скуратов) отстаивал идею западнославянского происхождении Рюрика и славянского происхождения названия «Русь». Ю. Д. Петухов, автор псевдоисторических работ, критиковал норманизм за его якобы обслуживание политических интересов^[9].

Неоязыческий автор А. И. Асов, один из популяризаторов «Велесовой книги» (сочинения, выдаваемого за текст IX века, но признанного научным сообществом фальсификатом XX века), писал о намеренном внедрении в общественное сознание сочиненной немцами норманнской теории. Писатель В. В. Головачёв относил норманизм к числу «лживых исторических концепций», навязанных «иноземными учёными», а Русь выводил напрямую от Гипербореи^[9].

Биохимик А. А. Клёсов, создавший псевдонауку^[84][85][86] ДНК-генеалогия, согласно которой славяне имеют «арийское» происхождение^[87], активно отстаивает позиции антинорманизма. Клёсовым было введено понятие «научный патриотизм», суть которого заключается в защите от того, что автор считает попытками своих оппонентов умалить значимость русских и вообще славян в научных исследованиях. Проявлением «научного патриотизма», по его мнению, является, в частности, антинорманизм^[88].

В 2012 году сатирик М. Н. Задорнов, известный также как сторонник псевдоисторических и неоязыческих идей^[9], выпустил псевдоисторический фильм «Рюрик. Потерянная быль», а в 2015 году — его продолжение «Вещий Олег. Обретённая быль». В фильмах утверждается, что Русь и Рюрик якобы имеют исключительно славянское происхождение, а варяги были «русыми солеварами»^[89][90].

По мнению многих учёных, антинорманистами не в полной мере учитывается лингвистический анализ этнических наименований, географических названий и имён ранних русских князей, игнорируются многочисленные археологические находки на Русском Севере, выборочно интерпретируются письменные и археологические свидетельства. Так, сходство археологического материала Южной Балтики и Русского Севера может говорить о широких торговых и культурных связях, но вовсе не обязательно свидетельствует о призвании западных славян на княжение или составе древнерусской элиты^[7], особенно если учесть распространённость на Руси элитарных захоронений скандинавского типа. Игнорируется контекст ранних летописных сообщений и зарубежных источников в пользу более поздних, а свидетельства ранних источников интерпретируются вне контекста^{[91][92][93][94][18][95]}.

Досоветский антинорманизм, созданный М. В. Ломоносовым и развитый С. А. Гедеоновым, подвергся резкой критике современниками как не соответствующий научному уровню того времени^[96]. Вместе с тем в рецензиях отмечалась продуктивность критики норманизма Гедеоновым. Она вызвала оживление исследований русско-скандинавских отношений «норманистами»^[97]. Представление о возможности создания государства одним лицом или группой лиц разделялось исследователями с XVIII вплоть до первых десятилетиях XX века. Это обусловило подмену проблемы происхождения государства вопросом о происхождении его названия. В связи с этим признание скандинавской этимологии названия Древнерусского государства неизбежно вело к утверждению приоритета скандинавов в самом его формировании, признание славянской — соответственно к утверждению приоритета славян^[12].

Лингвист Е. А. Мельникова отмечает, что выведение имени Рюрик из поморско-славянского слова «rerig» («сокол») лингвистически невероятно^[98]. Лингвист С. Л. Николаев пишет, что полабско-ободритское *rorög, *ræreg и имя Рюрик являются не более чем созвучиями, и называет утверждения об их связи околонаучными спекуляциями. Переселение полабско-одерских славян на территорию Руси не засвидетельствовано; в древнерусском языке имя князя-переселенца, если бы он был ободритом или рюгенцем, имело бы форму *Рярегъ или *Рарюгъ^[99].

Советский антинорманизм подвергается критике как номенклатурная наука, этимологии, предлагаемые антинорманистами (связь между словами «Пруссия» и «Русь», «варяги» и «вагры» и др.), — как кабинетная или народная этимология, то есть не имеющая опоры на корректный лингвистический анализ^[100][101]. И. П. Шаскольский считал, что антинорманизм подобного рода использует устаревшую аргументацию и игнорирует достижения современной науки^[10]. Д. А. Авдусин отметил связь его распространения в 1940—1950-е годы с общественно-политической ситуацией в СССР, борьбой против «космополитизма»^[11]. Доказательства гипотезы автохтонного (среднеднепровского) происхождении названия «русь» сводятся к общим соображениям о существовании в Среднем Поднепровье Русского государства на рубеже VIII—IX вв. или раньше при отсутствии здесь скандинавских древностей^[12]. В древнерусском языке название реки Рось, к которому советские антинорманисты возводили название Руси, имело в корне не о и не у, а букву ъ, означавшую сверхкраткий (редуцированный) гласный звук заднего ряда среднего подъёма — Ръсь (как и Българи), косвенные падежи Рси. При этом ъ прояснилось в о (будучи в сильной позиции) только в XII веке (ср.: търгъ > торгъ, вълкъ > волкъ и др.). Этимологически общеславянский ъ восходит к индоевропейскому u, тогда как ӯ (также и в слове русь) могло развиться только из индоевропейского дифтонга *au или *ou. Таким образом, корни ръс- (> рос-) и рус- независимы один от другого^[102]. Против древности слова «русь» в древнерусском языке говорит сохранение звука [с] после гласного у^[103]. Во всех документах жители долины реки с современным названием Рось назывались не «россичами» и т. п., как например, в романе «Русь Изначальная», а только поршанами^[104]. Тождественность этнонимических корней рус- и рос- отвергается^[12].

Антинорманизм А. Г. Кузьмина и его последователей, помимо использования некорректной этимологии, критикуется в связи со смешением западных славян с поморскими и немногочисленность следов поморских славян в археологическом материале, а также в связи с сужением исследовательского пространства, которое сводится к тем же народно-этимологическим и «этническим» вопросам, что и в антинорманизме XIX века^[105]. В синхронных источниках слово «rusci» к жителям острова Рюгена не применяется. Автор X века, совместно с руянами участвовавший в военном походе 955 года, называет их вполне по-славянски ruani^[106].

В 1950—1960-е годы историческая наука обратила внимание на принципиальное различие и независимость вопросов этимологии названия (преимущественно лингвистической проблемы) и образования государства (исторической проблемы), которые не могут подменять друг друга^[12].

В. Я. Петрухин писал о новом антинорманизме во главе с А. Н. Сахаровым:

В. В. Фомин, в частности, утверждает, что немецкий дипломат Сигизмунд фон Герберштейн, который первым отождествил варягов с западнославянским племенем вагров, в январе-апреле 1516 года посетив историческую область Вагрию, беседовал с ваграми и получил от них подлинные сведения об их истории^[108]. Вагры были истреблены или ассимилированы немцами значительно раньше времени Герберштейна. В самом тексте Герберштейна эпизода о беседе с ваграми нет, напротив, дипломат отмечает: «про варягов никто не мог сообщить мне ничего определённого, помимо их имени». Далее Герберштейн писал, что отождествление вагров и варягов является его собственным предположением: «как полагают, Балтийское море и получило название от этой Вагрии», а вагры «имели общие с русскими язык, обычаи и веру, то, по моему мнению, русским естественно было призвать себе государями вагров, иначе говоря, варягов, а не уступать власть чужеземцам, отличавшимся от них и верой, и обычаями, и языком»^[22].

Фомин приписывает немецкому космографу Себастьяну Мюнстеру первое упоминание о варяге Рюрике в иностранных источниках, но ссылается при этом на базельское издание его «Космографии» 1628 года, дополнения в которое вносились редакторами текста под влиянием «Записок о Московии» Герберштейна^[109][110]. У Мюнстера (1489—1552) в прижизненных изданиях «Космографии» 1544 и 1550 годов^[111] нет ни варяжской темы, ни сюжета о ваграх^[109].

Мельникова отмечает, что отождествление «варягов» и «вагров» является примером народной этимологии, то есть не соответствует данным и принципам лингвистики, кроме того, противоречит указаниям археологических и ранних письменных источников на варягов как выходцев из Скандинавии^[100][112]. Того же мнения придерживаются Т. Н. Джаксон^[101], Л. С. Клейн^[113] и многие другие учёные. Клейн отмечает, что «Повесть врменных лет», не аутентична IX—X векам, но всё же дошла в списках XIII—XIV веков и основана на оригиналах XI века. Учёные многое в ней ставят под сомнение (отдельные даты, детали сообщений), но её основная канва признается достоверной, тогда как в поздних генеалогиях, которые используют сторонники западнославянской версии, вовсе нет доказательств подлинности.

Керамика, известная у западных славян — фельдбергская и фрезендорфская, а также торновская, гроссраденская и типа Таттинг, действительно находит аналогии в северорусских материалах, как и строительная техника (структура валов), технология судостроительства (с малым количеством железных заклёпок или без них, в то время как у скандинавов их очень много). Однако отмеченная керамика не распространена на территории вагров, с которой связывают варягов сторонники западнославянской гипотезы. Концепция лингвистических влияний западнославянского языка на речь новгородцев, которые предполагал А. А. Зализняк в 1988 году, была подвергнута критике О. Н. Трубачевым, В. Б. Крысько и Х. Шустер-Шевцем (поскольку те же архаизмы имеются и у балканских славян и в некоторых других регионах) и в дальнейшем не поддержана самим Зализняком. Кроме того, если бы указанная керамика и диалектные влияния были маркерами варягов, эти маркеры имелись бы уже в IX веке в Смоленске, Киеве и Чернигове.

По мнению Клейна, в плане научных доказательств западные славяне в роли отождествления с ними варягов не имеют никаких преимуществ перед другими народами, кроме того обстоятельства, что они «братья-славяне», и сторонники западнославянской версии выбирают их из ложно понятого чувства патриотизма, как властителей, подчиняться которым и начинать историю с которых «не унизительно», в отличие от инородных скандинавов^[7].

В ранних русских источниках варяги являются собирательным обозначением скандинавских народов или выходцев из Скандинавии на Руси^[13].

О скандинавском происхождении народа русь и варягов могут свидетельствовать различные иностранные письменные источники, данные археологии и языка. Предметы скандинавского происхождения найдены во всех древнерусских торгово-ремесленных поселениях (Ладога, Тимерево, Гнёздово, Шестовица и др.) и ранних городах (Новгород, Псков, Киев, Чернигов). Более 1200 скандинавских предметов вооружения, украшений, амулетов и предметов быта, а также орудий труда и инструментов VIII—XI веков происходит примерно из 70 археологических памятников Древней Руси. Известно около 100 находок граффити в виде отдельных скандинавских рунических знаков и надписей^[114]. Ряд слов древнерусского языка имеет древнескандинавское происхождение. Существенно, что в славянский язык проникали не только слова торговой лексики, но и морские термины, бытовые слова и термины власти и управления, собственные имена. Так, были заимствованы имена Глеб, Игорь, Ингварь, Олег, Ольга, Рогволод, Рогнеда, Рюрик и др., слова^[115]: варяги, колбяги, гриди, тиун, вира, стяг, пуд, якорь, ябедник (старое значение — чиновник), кнут, голбец и другие. По мнению А. А. Зализняка, современный научный консенсус скорее всего говорит о том, что вне зависимости от того, как было образовано слово «русь», вначале оно обозначало только норманнов и пришло в русский язык из древнескандинавского языка (др.-сканд. rōþr «гребец» и «поход на гребных судах», трансформировавшееся через фин. ruotsi «шведский, швед» в др.-рус. рѹсь^[4][116][99]), а затем постепенно с норманнской элиты стало «скользить» на весь народ Древней Руси^[117][99].

В новейшее время противостояние «норманистов» и «антинорманистов» в значительной мере утратило научный смысл. Становление государственности рассматривается как длительный процесс углубления стратификации общества, завершающийся политогенезом под воздействием комплекса различных факторов^[4].