Текущая версия страницы пока не проверялась опытными участниками и может значительно отличаться от версии, проверенной 26 октября 2021 года; проверки требуют 9 правок.
Текущая версия страницы пока не проверялась опытными участниками и может значительно отличаться от версии, проверенной 26 октября 2021 года; проверки требуют 9 правок.
Действие фильма разворачивается на фоне падения города Палермо и всего королевства Обеих Сицилий перед отрядами гарибальдийцев и последующего становления объединённой Италии. Княжеское семейство Салина, как и другие сицилийские аристократы, должно определиться со своим отношением к этим событиям — оплакивать падение Бурбонов или же продолжить традицию верной службы короне, но уже под флагами Савойской династии.
Глава семейства по прозвищу «Леопард» (Берт Ланкастер) остаётся верен девизу своих предков — «чтобы всё осталось по-прежнему, всё должно измениться» — и присягает на верность савойцам. Довольно скоро ему приходится столкнуться с последствиями своего решения: мир аристократии, к которому он принадлежит, неумолимо уходит в историю, а на смену леопардам приходят шакалы — ловкие дельцы-буржуа вроде нового мэра — дона Калоджеро.
Помимо внутренней эволюции стареющего князя-прагматика, фильм прослеживает судьбу его молодого и энергичного племянника Танкреди (Ален Делон). Князь не сомневается, что его ждёт большое будущее на службе новому государству. Однако вместо влюблённой в него дочери князя молодой оппортунист сватается к прекрасной, хотя и несколько вульгарной дочери нувориша Калоджеро Седары — Анджелике (Клаудия Кардинале), и в этом князь оказывает ему всяческую поддержку.
Все нити повествования сходятся в 51-минутной сцене бала в одном из палермских палаццо, которая, по мысли режиссёра, должна производить на зрителя впечатление невыносимой духоты. Князь не находит себе места, на протяжении всей сцены бала он беспокойно бродит из комнаты в комнату, словно в поисках покоя. В отличие от книги, в фильме смерть князя не показана. И всё же сцена бала, задуманная в качестве повествовательного эпилога[4], не оставляет у зрителя сомнений в её близости: с его воспитанием и понятиями о чести князю никогда не приспособиться к миру, которым правят выскочки-нувориши.
Будучи представителем одного из древнейших родов Италии, Висконти всегда интересовался темами упадка и разложения семьи и того мира, в котором жили его предки. Князь Салина был для него в определённой степени alter ego. Ранее Висконти уже обращался к периоду Рисорджименто в биографическом фильме «Чувство» (1954). При работе над «Леопардом» Висконти подтвердил свою репутацию перфекциониста, воссоздавая канувший в лету мир европейской аристократии во всех его мельчайших деталях[2]. Для этого потребовалось «обжить» несколько пустующих сицилийских дворцов и вернуть исторический облик одному из кварталов Палермо[2].
Первоначально Висконти планировал предложить главную роль Лоренсу Оливье или Николаю Черкасову[2]. Присутствие американской звезды Берта Ланкастера на главной роли в «европейском» фильме объясняется тем, что столь масштабную постановку могла финансировать только голливудская киностудия — в данном случае 20th Century Fox — которая была заинтересована в кассовом успехе в том числе и в США, где описываемая эпоха мало кому известна. Ланкастер — бывший циркач из трущобного Гарлема — выступил в данном случае гарантом интереса американских зрителей. Он блестяще справился с ролью, взяв за образец аристократические манеры самого Висконти.
Если бы «Леопард» состоял только из сорокапятиминутной сцены бала, где по зеркальной галерее палаццо Ганджи под музыку вальсаВерди томно кружатся, сжимая друг друга в объятиях, Делон с Кардинале, фильм все равно хотелось бы смотреть без конца. Бал решён в красном, белом, зелёном — цветах гарибальдийского знамени; к ним примешивается извечная желтизна выжженной сицилийской земли.
По времени действия, масштабности и сюжету «Леопард» вызывает в памяти столь же полнокровное воскрешение осыпающегося мира знати — «Унесённые ветром». Однако «Леопард» полон недоговорённостей и созерцательности, в то время как «Унесённые ветром» динамичны и кипят страстями. <…> Много было написано по поводу не лишённой символизма панорамы запылённой и усталой семьи Салина, которые по прибытии в Доннафугату усаживаются в церкви и, кажется, превращаются в изваяния (или трупы), сливаясь со старинным барочным декором.
Герой Ланкастера существует в особой плоскости, действует исходя из моральных догматов, которые его современники не в состоянии ни разделить, ни постигнуть. Несмотря на физическую бодрость, есть в нём что-то отжившее, что-то поминальное. Мы видим его родственников безмолвно восседающими на скамьях фамильной капеллы. Их неподвижные тела и замершие лица ещё покрыты белой дорожной пылью — ни дать ни взять надгробные изваяния, подобные божествам в своём безмолвном покое, безвозвратно ушедшие в прошлое.
Подобно романам XIX века (вспоминается «Война и мир»), сочетавшим монументальный размах с насыщенностью деталями, фильм рисует крупные исторические события через призму того, как они переживаются отдельными индивидами… Музыка Нино Рота — словно симфония тех лет, которую вам не довелось слушать… Если бы в XIX веке снимали кино, то именно так оно бы и выглядело.