Уже в 1970-е годы Кожинов не скрывал своих монархических и националистических симпатий. Валерий Ганичев рассказывал: «… помню, как Вадим Кожинов и Сергей Семанов в самолёте, когда мы летели уже из Тбилиси домой, встали где-то над Краснодаром со своих кресел и заявили: „Мы пролетаем над землёй, где героически погибЛавр Корнилов, просим всех встать!“ И все встали, даже секретарь ЦК ВЛКСМКамшалов постоял. А это все-таки 1972 год был…»[4].
По утверждению самого Кожинова, с начала 1990-х годов он был одним из самых издаваемых российских гуманитариев[7], в 2013 году личность Вадима Кожинова чаще всего, среди литкритиков, фигурировала на страницах газеты «Литературная Россия»[8].
Кожинов никогда не состоял ни в одной партии, но в преддверии президентских выборов 2000 стал доверенным лицом Геннадия Зюганова, чем, по утверждению журналиста Виктора Кожемяко, искренне гордился[9]. В 1991 году Кожинов говорил, что он сам «не только не член партии, но ещё и антикоммунист с большим стажем, но в нынешних условиях, — никуда не денешься, — получается, что КПСС — одна из опор страны»[10].
За несколько лет до смерти Кожинов жаловался Льву Аннинскому на постоянно ухудшающееся здоровье[11], сказывалась и губительная страсть писателя к спиртным напиткам[12]. В январе 2001 года у Кожинова обострилась язвенная болезнь, которая и привела к смерти, согласно медицинскому диагнозу, от «острого желудочного кровотечения»[13].
Похоронен на Введенском кладбище (11 уч.)[14]. Помимо друзей и родных на похоронах присутствовала значительная часть абхазской диаспоры Москвы[15], с которой его связывали дружеские отношения[16].
Отец — Валериан Фёдорович Кожинов, инженер, доктор технических наук, 1903 года рождения; мать — Ольга Васильевна Кожинова (в девичестве Пузицкая; сестра С. В. Пузицкого), домохозяйка, 1904 года рождения; брат Игорь Кожинов (род. 1939), заведующий лабораторией общеотраслевых проблем НИИ КВОВ. По опубликованным[17] воспоминаниям Алексея Пузицкого, двоюродного брата Вадима Кожинова, до Великой Отечественной войны семья Кожиновых жила около Девичьего Поля, на втором этаже старого деревянного дома, построенного дедом, действительным статским советником и директором гимназии В. А. Пузицким.
В первый брак, несмотря на несогласие своей матери, В. В. Кожинов вступил со студенткой МГУ, впоследствии киноведом и сценаристом, Людмилой Рускол (род. 1930)[18], дочерью правоведа Александра (Шапсе-Цви) Абрамовича Рускола (1898—1967) и библиотекаря Сарры Павловны (Пейсаховны) Мировской (1898—1979)[19][20]. В 1950 году у Кожиновых родилась дочь Елена[21], в 1959 году супруги расстались.
Более сорока лет В. В. Кожинов был женат вторым браком[22] на литературоведе[23] Елене Ермиловой[24] (1934—2022), «еврейке по национальности и православной по вероисповеданию»[25][26], дочери известного литературного критика Владимира Ермилова[27], с которой его познакомил литератор Александр Байгушев[28]. По воспоминаниям редактора журнала «Наш современник» Станислава Куняева, в 1960-х годах русские литераторы с подачи Петра Палиевского любили подшучивать над находящимся на национально-патриотических позициях Кожиновым следующим образом: «У Вадима первая жена еврейка, вторая полукровка, любовница у него сейчас русская, но её сына зовут Марик»[29], причём эта острота была широко распространена[30].
В. В. Кожинов — автор более 30 книг, основные работы посвящены вопросам теории литературы, русской литературеXIX века, современному литературному процессу (в первую очередь поэзии), истории России. Многие критики особо выделяли книгу Кожинова «Тютчев» (М., 1988)[34]. Кожинов открыл для советской интеллигенции личность М. М. Бахтина, жившего в нищете и безвестности, добился публикации его трудов «Проблемы поэтики Достоевского» в 1963 году и «Творчество Франсуа Рабле» в 1965-м, принял активное участие в их обсуждении. Ему принадлежит честь открытия для широкой читательской аудитории поэзии Н. М. Рубцова[35], которого он лично хорошо знал.
Как литературовед Кожинов всегда подчёркивал: неотъемлемой особенностью отечественной культуры, в отличие от культуры народов Европы, является то, что «в начале всегда Слово». Он утверждал, что русская песня как культурное явление уникальна прежде всего потому, что в Италии и других европейских странах нет или почти нет песен на стихи выдающихся поэтов, а в России общеизвестны песни и романсы на стихи всех крупнейших поэтов — от Державина до Есенина. По утверждению В. В. Кожинова, «стихотворение, став песней, как бы обретает крылья, несущие его по всей России».
В своём творчестве уделял большое внимание развенчиванию антироссийских мифов и исторических штампов. В частности, в труде «О русском национальном сознании» он писал о том, насколько однобоко, без учёта европейского политического контекста того времени, исторические источники изображают личность Ивана Грозного: «При самом „жестоком“ царе Иване IV, как точно установлено новейшими исследованиями, в России было казнено от 3 до 4 тысяч человек, а при короле Генрихе VIII, правившем в Англии накануне правления Ивана IV, в 1509—1547 годах, только за „бродяжничество“ было повешено 72 тысячи согнанных с земли в ходе так называемых „огораживаний“ крестьян».
В том же труде он подвергает суровой критике укоренившийся в сознании интеллигенции штамп о рабской психологии русского крестьянина, опираясь на дискуссию Пушкина с англичанином Кальвилем Фрэнклендом (1797—1876). Последний утверждал, что возможность выплачивать оброк, оставленная «на произвол … крестьянину доставать оный как и где он хочет» — это свобода, которой нет в других странах Европы.
«И если уж называть Россию „тюрьмой народов“, то, в точном соответствии с логикой, следует называть основные страны 3апада, не иначе как „кладбищами народов“, а потом уж решать, что „лучше“ — тюрьма или кладбище».
— Вадим Кожинов
По воспоминаниям литературного критика Владимира Бондаренко в советской литературной политике Вадим Кожинов обладал достаточным влиянием, чтобы организовать практически любое книжное издание[39], он же отмечал, что Кожинов «умело влиял на целое поколение поэтов и критиков»[40]. Литературный критик Кирилл Анкудинов называл Кожинова «профессиональным делателем поэтов»[41], Екатерина Маркова называла Вадима Кожинова, оказавшего огромное влияние на её творческую судьбу, основателем «черносотенного издательства» «Алгоритм» и активистом так называемой литературной «русской партии»[42], при этом отметила, что, по мнению Кожинова, «марксисты-большевики оклеветали „чёрную сотню“».
Красной нитью через всё творчество В. В. Кожинова проходит мысль об исторической преемственности советской России по отношению к Российской империи: «Несмотря на все богоборческие призывы и интенсивнейшую антирелигиозную пропаганду после 1917 года, Святая Русь — пусть и подспудно, невидимо — существовала всегда». Кожинов также считал, что «…гражданская война 1918—1922 годов шла не между сторонниками рухнувшей Империи и её противниками, а между теми, кто пришли к власти в результате Февральского переворота, и свергнувшими их в Октябребольшевиками… В советской историографии белым безосновательно приписывали цель восстановления самодержавия»[45].
О коллективизации Кожинов писал: «…попытки „обелить“ Сталина несостоятельны», но при этом оговаривался: «главный „вождь“ (хотя его роль в трагедии того времени не подлежит никакому сомнению) стремился „смягчить“ ход коллективизации, делая это, конечно же, не из „гуманных“, а из чисто прагматических соображений»[46]. Действия Сталина он представлял как вызванные не столько его личными чертами характера, сколько объективными политическими и экономическими факторами. В. В. Кожинов писал о массовых репрессиях конца 30-х годов: «Кажется, совсем нетрудно понять, что „замена“ более полумиллиона (!) руководителей никак не могла быть проявлением личной воли одного — пусть и всевластного — человека, и причины такого переворота неизмеримо масштабнее и глубже пресловутого „культа личности“»[47]. Журналист Томаш Соммер и заведующий кафедрой в Институте мировой политикиМарек Ходакевич в статье «Возвращение апологетов Сталина» пишут, что Кожинов отстаивал невиновность Сталина в массовых репрессиях 1930-х годов. Затрагивая вопрос о гибели евреев в ходе репрессий, Кожинов утверждает, что они были более широко представлены в высших эшелонах советской власти, чем другие группы — поэтому их больше и погибло. Тезисы Кожинова, по мнению авторов статьи, дают основания для обвинений в моральном релятивизме и сравнения отрицания массовых репрессий с отрицанием Холокоста[48].
В публицистике В. В. Кожинова важное место также занимал вопрос о причинах победы Советского Союза во Второй мировой войне. Одним из ключевых, переломных эпизодов он считал оборону Ржева, потому что именно там немецкая армия после тяжелейших и безрезультатных боёв, продолжавшихся в течение года, впервые добровольно отступила. В целом же Кожинов объяснял победу советского народа прежде всего тем, что для России речь шла не о защите завоеваний революции и не о защите советского режима, а о самом бытии русского народа, который перестал бы существовать духовно и физически в случае победы гитлеровцев.
Суждения Кожинова о черносотенстве (монография «„Черносотенцы“ и Революция», 1998), репрессиях 1937 года и роли евреев в истории Советского Союза вызвали ряд критических откликов. Так, историк Юрий Каграманов, рассматривая книгу «„Черносотенцы“ и Революция», находит в ней множество ошибок, некорректных утверждений и антиисторических подходов вроде приписывания большевикам в период Гражданской войны идеи сохранения «государственного пространства России» и «целенаправленное созидание прочной государственной структуры»[49]. Идеализацию Кожиновым черносотенства отмечает и Скиф Рэд (Руслан Баженов) в книге «Ампутация сознания, или Немного воска для ослиных ушей»[50].
Израильский историк Даниэль Романовский, причисляя Кожинова к отрицателям Холокоста, упрекнул его в своём интервью в отсутствии ссылок на источники и отметил вторичность тезисов[51]. Географ и писатель Павел Полян, анализируя очерк «Война и евреи», приходит к выводу, что «сам Холокост Кожинов не отрицает, но оспаривает его масштаб и ставит его в ряд с потерями русского народа»[52]. Мария Альтман также полагает, что Кожинова нельзя причислять к явным отрицателям Холокоста, отмечая, как и Романовский, что его тезисы не оригинальны и вполне укладываются в систему западного ревизионизма[53].
Доктор филологических наук, литературный критик Наталья Иванова на примере спора Бенедикта Сарнова с Кожиновым утверждала, что «с кожиновской логикой управиться при помощи фактов было, естественно, невозможно: демагогия непобедима»[54].
«Евразийская концепция В. Кожинова плотно стыкуется с его общеисторическим взглядом на Россию в XX веке», — отмечал литературовед Валентин Оскоцкий[55], цитируя Кожинова: «…Евразийский народ — это не Азия плюс Европа, это совершенно особенный народ. И ещё, евразийцы — это, главным образом, русский народ…»
По воспоминаниям издателей, сам Вадим Кожинов признавал, что профессиональные историки его «не считают за своего»[56], издатель также отмечал, что «он (Кожинов) не работал с архивными документами, но тщательно следил за последними достижениями узких специалистов, в частности, в археологии, и затем использовал эти труды для выстраивания своей концепции общественных отношений и исторических связей». Писатель Борис Споров называл Кожинова «историческим публицистом-просветителем» и констатировал, что «ни по образованию, ни по характеру В. В. Кожинов не был историком. Он не работал с архивами, не определял приоритеты развития общества, не исследовал заново те или иные исторические периоды. Его источниками были готовые исследования»[57]. Художник Илья Глазунов обращал внимание на то, что Кожинов «был во многом идеологическим цензором-комиссаром органа Союза писателей» и стал заниматься исторической наукой только «в последние годы своей жизни, став яростным норманистом», также Глазунов уточнил, что «не стремился к общению с ним, не считая его для себя авторитетом в литературоведении и тем паче в живописи, а также в истории»[58]. Впоследствии Станислав Куняев высказал недоумение по поводу подобного критического высказывания Глазунова о Кожинове[59] и напомнил о прежней симпатии художника к критику[60]. В конце 2000-х годов газета «Литературная Россия» обращала внимание читателей на то, что «современная историческая наука практически никак не отреагировала» на исторические опыты Кожинова[61]. По мнению журналиста Надежды Ажгихиной и историка Виктора Шнирельмана, историческая публицистика Кожинова относится к жанру фолк-хистори[62][63].
Книга о русской лирической поэзии XIX века. — М., Современник, 1978.— 304 с., 25 000 экз.
Многообразие стилей советской литературы. Вопросы типологии. — 1978. (соавтор)
Стихи и поэзия. — М.: Советская Россия, 1980. — 304 с. — 25 000 экз.
Статьи о современной литературе. — М., 1982, 1990.
Тютчев. — М.: Молодая гвардия, 1988 (в серии «Жизнь замечательных людей», позже переиздавалась под названием «Пророк в своём отечестве», а в 2009 году вновь выпущена в серии ЖЗЛ).
Великая война России. — М.: Эксмо, 2005. — 544 с. — (Война и мы). — 7000 экз. — ISBN 5-699-09965-4.
Правда «Чёрной сотни». — М.: Алгоритм, Эксмо, 2006. — 384 с. — 4100 экз. — ISBN 5-699-18355-8.
Правда сталинских репрессий. — М.: Алгоритм, 2007. — 448 с. — (Загадка 37 года). — 4000 экз. — ISBN 978-5-9265-0380-4.
Красная сотня. — М.: Алгоритм, 2009. — 272 с. — (200 лет вместе). — 4000 экз. — ISBN 978-5-9265-0676-8.
Грех и святость русской истории. — М.: Эксмо, Яуза, 2010. — 480 с. — 3000 экз. — ISBN 978-5-699-42342-2.
Кожемяко В. С., Кожинов В. В. Уроки русского. Роковые силы. — М.: Эксмо, 2011. — 288 с. — (Национальный бестселлер). — 3000 экз. — ISBN 978-5-699-46920-8.
Русь богатырская: героический век. — М.: Алгоритм, 2013. — 304 с. — 2000 экз. — ISBN 978-5-4438-0406-4.
Коренные различия России и Запада. Идея против закона. — М.: Алгоритм, 2014. — 304 с. — (Россия и Запад). — 1500 экз. — ISBN 978-5-4438-0833-8.
Жуков Ю., Кожинов В., Мухин Ю. Загадка 37-го. Три ответа на вызовы времени. — М.: Алгоритм, 2017. — 272 с. — (Великая чистка 1937 года). — ISBN 978-5-906880-89-5.
Cтатьи
Трёхтомник «Теория литературы» (ИМЛИ), статьи и главы[64].
↑Кожинов Вадим Валерианович | БЭСАрхивная копия от 27 июля 2014 на Wayback Machine, (р. 1930) — российский критик, литературовед. Основные работы посвящены вопросам теории литературы, русской литературе 19 в., современному литературному процессу (в первую очередь поэзии). Книги: «Виды искусства» (1960), «Происхождение романа» (1963), «Книга о русской лирической поэзии 19 в.» (1978), «Статьи о современной литературе» (1982), «Тютчев» (1988), «Размышления о русской литературе» (1990) и др.
↑«Полного счастья не бывает» «Литературная газета», Станислав Куняев: "Зачем, когда технари из города Королева уговорили Вадима в 1989 году баллотироваться в народные депутаты СССР (а не «в какие-то городские или районные», как язвительно пишете Вы), подписали предвыборную листовку, гласящую о том, что Кожинов «выдающийся деятель нашей культуры», «честный человек», «борец за „свободу церкви“ и „свободу совести“ и т. д.»
↑«Вадим Кожинов — просветитель и политик», «Литературная газета», Александр Дорин: «Основной же „противник“ — Николай Травкин — сил и средств не жалел, мощно используя административный ресурс, охватил весь район… В общем, наш проигрыш был предопределён…»
↑«Литературоведение: Владимир Кожинов — выдающийся просветитель… И реальный политик»Архивная копия от 9 июня 2012 на Wayback Machine «Союз писателей России», Александр Дорин: «Это в полной мере подтверждают небывалые (для литературоведа и историка) тиражи и тематическое разнообразие посмертных кожиновских изданий. Ведущий научный сотрудник Института мировой литературы Вадим Кожинов оказался, пожалуй, самым „коммерческим“ из академических учёных. Надо сказать, в начале 90-х, этой несколько удивившей его мыслью со мной поделился и сам автор».
↑«Памяти Вадима Кожинова» «Литературная газета», Лев Аннинский: «- Внутри, — ответил он (Кожинов) с неожиданной серьёзностью. — Четыре года назад я чувствовал себя значительно крепче…»
↑«Вадим Кожинов в интервью, беседах, диалогах и воспоминаниях современников», 2005, ISBN 5-9265-0151-2, Виталий Шария, статья «Мэтр российской словесности, защитник интересов Абхазии», с. 379: «На похоронах присутствовала большая группа представителей абхазской диаспоры в столице России. Мы потеряли одного из своих верных и преданных друзей».
↑Вадим Кожинов. Сто рассказов о великом русском. — М.: Алгоритм, 2012. — ISBN 978-5-4320-0041-5
↑Вадим Кожинов. Сто рассказов о великом русском. — М.: Алгоритм, 2012. — ISBN 978-5-4320-0041-5. Глава «Брат», Алексей Пузицкий: «Паспорт Вадима она (мать) спрятала, но он ушёл из дома и женился на тогдашней студентке юрфака МГУ Людмиле Рускол».
↑Поэзия. Судьба. Россия.Архивная копия от 9 апреля 2014 на Wayback Machine «Наш современник» № 7, 2002, Станислав Куняев: «Не помню, кто познакомил нас, но было это жарким июньским днём 1960 года. Светловолосый, излучающий молодое дыхание жизни — ему ещё не было и тридцати — Вадим затащил нас с Передреевым в какую-то светёлку, которую он снимал в старинном московском особняке на бывшей улице Воровского. Он недавно ушёл от своей первой жены и, празднуя холостяцкую свободу, буквально купался в череде мимолётных, но искренних романов, наслаждаясь декламацией стихов, брызгами шампанского, стихией цыганской венгерки, звуки которой так естественно вырывались из полукруглых окон бывшего дворянского гнезда».
↑В. В. Кожинов, «Грех и святость русской истории», «Приложение. Памяти Вадима Кожинова», с. 460, ISBN 978-5-699-42342-2. Владимир Винников: «Он (Вадим Кожинов), женатый на Елене Владимировне Ермиловой, дочери известного литературного критика, еврейке по национальности и православной по вероисповеданию, с которой счастливо прожил более сорока лет, был начисто лишён какого то бы то ни было антисемитизма».
↑«Спасибо, Вадим!»Архивная копия от 28 июня 2012 на Wayback Machine «Литературная газета», Дмитрий Жуков: «Тестем Вадима был В. В. Ермилов, знаменитый в своё время могучий партийный критик и литературовед, с которым „недоспорил“ Маяковский, пожалевший об этом в своей предсмертной записке»
↑Русская писательская «малина» и её литературные «воры в законе»Архивная копия от 24 сентября 2017 на Wayback MachineЕкатерина Маркова, «Литературная Россия» № 51 от 20.12.2013: «Кожинов как-то пытался спасти ситуацию. Он буквально заставил своего ещё университетского товарища Александра Байгушева (Кожинов был женат на однокурснице Байгушева Лене Ермиловой, с которой его познакомил Байгушев) оставить очень высокий престижный пост, дававший ему возможность буквально не вылезать из-за границы, и пойти на понижение».
↑«Вадим Кожинов в интервью, беседах, диалогах и воспоминаниях современников», воспоминания Станислава Куняева «За горизонтом старые друзья», с. 493, ISBN 5-9265-0151-2
↑«Собиратель культурной Руси»Леонид Бородин, Москва: «И поэтому хочу отметить одну вещь, которую я перечитывал, перечитываю и буду ещё много раз перечитывать. Я считаю её великим подвигом В. Кожинова. Это книга о Тютчеве».
↑«Врачуя книгой» «Литературная газета», Леонид Володарский: «Вадим Кожинов не только хорошо знал Рубцова, но и сделал очень много для того, чтобы его имя слилось с Россией, с её бессмертной культурой и литературой».
↑«Дом в России. Национальная идея», ISBN 5-224-04749-8; 2004.
↑«Россия между Западом и Востоком. Курс Норд-Ост», ISBN 5-7654-3381-2; 2004 г.
↑В. В. Кожинов, «Грех и святость русской истории», стр. 453. ISBN 978-5-699-42342-2
↑«Победитель огня»Архивная копия от 27 июня 2012 на Wayback Machine, «Литературная газета», Владимир Бондаренко: «Я прекрасно понимаю Вадима Валерьяновича, который осознанно делал ставку на совсем иное направление в поэзии и умело влиял на целое поколение поэтов и критиков».
↑Полян П. М. Отрицание и геополитика Холокоста // А. Р. Кох, П. М. Полян. Отрицание отрицания, или Битва под Аушвицем : Сборник. — М.: Три квадрата, 2008. — С. 62-63. — ISBN 978-5-94607-105-5.
↑«Ностальящее»Архивная копия от 7 марта 2014 на Wayback Machine Наталья Иванова: «Б. Сарнов более чем откровенен: „Не скрою, что я именно подозреваю вас. Подозреваю в небрежении, не к истине даже, а к самой идее поиска истины“ (ЛГ, № 9). Сарнов сказал истинную правду, но с кожиновской логикой управиться при помощи фактов было, естественно, невозможно: демагогия непобедима».
↑"Рубрика «Клуб издателей» «Литературная газета», Павел Ульяшов, главный редактор издательства «Алгоритм-книга»: «Известный литературовед Вадим Валерианович Кожинов, автор вышедших в издательстве „Алгоритм-книга“ исторических трудов „История России. Век ХХ (1901—1939)“, „История России. Век ХХ (1939—1964)“, „Победы и беды России“, „Пророк в своём отечестве (Ф. И. Тютчев)“ и „О русском национальном сознании“, иногда с лёгкой иронической улыбкой говорил: „Ну, историки меня ведь не считают за своего“…»
↑«Полного счастья не бывает» «Литературная газета», Станислав Куняев: "Зря Вы (Илья Глазунов) пишете, что «у меня даже не было никогда его (Вадима Кожинова) телефона и я не стремился к общению с ним, не считая его для себя авторитетом в литературоведении и тем паче в живописи, а также в истории». Да были у Вас всегда все наши телефоны: и мои, и Кожинова. Не такой Вы человек, чтобы не иметь их. А если «не считали авторитетом», зачем тогда (позвонив по телефону) приглашали его читать лекции в Суриковском институте? Зачем, когда технари из города Королева уговорили Вадима в 1989 году баллотироваться в народные депутаты СССР (а не «в какие-то городские или районные», как язвительно пишете Вы), подписали предвыборную листовку, гласящую о том, что Кожинов «выдающийся деятель нашей культуры», «честный человек», «борец за „свободу церкви“ и „свободу совести“ и т. д. Вот кем был он для Вас в те времена, а теперь стал „цензором-комиссаром“ и „яростным норманистом“…»
↑«Поэзия. Судьба. Россия.»Архивная копия от 9 апреля 2014 на Wayback Machine «Наш современник» № 7, 2002, Станислав Куняев: «Да что говорить, если человек с мировой славой, внешне не зависимый ни от кого, с высочайшими связями во все эпохи — да и талантливый по-настоящему! — Илья Глазунов всегда чувствовал, что для полного счастья ему не хватает признания Вадима Кожинова.»
↑«Между смутой и воскрешением. Время Кожинова»Архивная копия от 20 октября 2011 на Wayback Machine «Литературная Россия», № 21 от 25.05.2007, Илья Колодяжный: «Обо всём этом нужно было сказать ещё и потому, что, судя по нынешним работам профессиональных историков, по школьным и ВУЗовским учебникам истории, современная историческая наука практически никак не отреагировала на достижения кожиновской мысли.»