Материал из РУВИКИ — свободной энциклопедии

Политические репрессии в СССР

Политические репрессии в СССР
Депортации народов
Соловецкий камень в Москве — памятник жертвам политических репрессий в СССР: камень с территории Соловецкого лагеря особого назначения, установленный на Лубянской площади в День памяти жертв политических репрессий, 30 октября 1990 года. Фото 2006 года
Соловецкий камень в Санкт-Петербурге — памятник жертвам политических репрессий в СССР, установленный на Троицкой площади в Санкт-Петербурге
Братская могила жертв сталинских политических репрессий на Новом Донском кладбище в Москве
Братская могила жертв сталинских политических репрессий на Новом Донском кладбище в Москве

Политические репрессии в СССР — принудительные меры государственного воздействия, включающие различные виды наказаний и правоограничений, применявшиеся в СССР к отдельным лицам и категориям лиц по политическим мотивам.

Репрессивная политика в Советской России[править | править код]

Политические репрессии в Советской России начались сразу после Октябрьской революции 1917 года (см. Красный террор, расказачивание). При этом жертвами репрессий становились не только активные политические противники большевиков, но и люди, просто выражавшие несогласие с их политикой. Репрессии проводились также по социальному признаку (против бывших полицейских, жандармов, чиновников царского правительства, священников, а также бывших помещиков и предпринимателей).

Политические репрессии 1920-х годов[править | править код]

После окончания Красного террора периода Гражданской войны политические репрессии в Советской России и, позднее, в СССР продолжились.

Как стало известно впоследствии, в 1920-х годах ряд дел о политических преступлениях был в действительности построен на фальсифицированных обвинениях («Дело лицеистов», «Дело фокстротистов», Шахтинское дело).

В 1921 году ВЧК арестовала по делу «Петроградской боевой организации В. Н. Таганцева» 833 человек. При этом было расстреляно по приговору или убито при задержании 96 человек, отправлено в концентрационный лагерь 83, освобождено из заключения 448.

В сентябре-ноябре 1922 года большая группа интеллигенции была выслана из РСФСР на так называемом философском пароходе[1].

За первые 15 лет существования СССР (1923—1938) по политическим статьям были арестованы около 900 фотографов. Треть из них были расстреляны[2].

Репрессии в сталинский период[править | править код]

Камень скорби в память об убиенных на томской земле в годы большевистского террора

С началом принудительной коллективизации сельского хозяйства и ускоренной индустриализации в конце 1920-х — начале 1930-х годов, а также укреплением личной власти Сталина репрессии приобрели массовый характер. Особенного размаха они достигли в 19371938 годы (см. «Большой террор»), когда сотни тысяч граждан были расстреляны или отправлены в лагеря ГУЛАГа по обвинениям в совершении политических преступлений.

С разной степенью интенсивности политические репрессии продолжались до самой смерти Сталина в марте 1953 г.

По мнению директора музея общества «Мемориал» Н. Г. Охотина и председателя правления общества «Мемориал» А. Б. Рогинского, если понятие «жертв режима» определить узко — как лиц, арестованных органами безопасности и осужденных по политическим обвинениям различными судебными и квазисудебными инстанциями, «тогда, с небольшими погрешностями, число репрессированных в период с 1921 по 1953 год составит около 5,5 млн человек». Если же в число «жертв большевизма» включить «не только разные типы депортированных, умерших от искусственного голода и убитых во время спровоцированных конфликтов, но и солдат, погибших на фронтах множества войн, которые велись во имя коммунизма, и тех детей, которые не родились из-за того, что их возможные родители были репрессированы или погибли от голода», то число жертв режима приблизится к 100 млн человек[3].

Согласно расчётам демографа А. Г. Вишневского во втором случае о масштабах смертности от голода и репрессий можно судить по демографическим потерям, которые только в период 1926—1940 гг. составили 9 млн чел.[4]

Историк В. Н. Земсков, в своей статье «ГУЛАГ (историко-социологический аспект)» в журнале «Социологические исследования», приводит данные: «…в действительности число осужденных по политическим мотивам (за „контрреволюционные преступления“) в СССР за период с 1921 г. по 1953 г., то есть за 33 года, составило около 3,8 млн человек»[5].

«В феврале 1954 г., — значится далее в тексте, — на имя Н. С. Хрущёва была подготовлена справка, подписанная Генеральным прокурором СССР Р. Руденко, министром внутренних дел СССР С. Кругловым и министром юстиции СССР К. Горшениным, в которой называлось число осужденных за контрреволюционные преступления за период с 1921 г. по 1 февраля 1954 г. Всего за этот период было осуждено Коллегией ОГПУ, „тройками“ НКВД, Особым совещанием, Военной коллегией, судами и военными трибуналами 3 777 380 человек, в том числе к высшей мере наказания — 642 980, к содержанию в лагерях и тюрьмах на срок от 25 лет и ниже — 2 369 220, в ссылку и высылку — 765 180 человек»[5].

В начале 1953 г. по статье «за антисоветскую агитацию и пропаганду» были осуждены и находились в лагерях, тюрьмах, колониях и на этапах более 0,5 млн человек. Ещё 2,7 млн человек находились в качестве спецпоселенцев в спецпоселках системы ГУЛАГ[6].

Во время перестройки организации «Мемориал» удалось собрать данные о 2,6 млн репрессированных[7].

Репрессии после 1953 года[править | править код]

После смерти Сталина началась всеобщая реабилитация, масштаб репрессий резко уменьшился. В то же время люди альтернативных политических взглядов (т. н. «диссиденты») продолжали подвергаться преследованиям со стороны советской власти вплоть до конца 1980-х годов.

Записка председателя КГБ СССР и Генерального прокурора СССР от 2 февраля 1987 года о числе отбывающих наказания по политическим статьям

На 15 января 1987 года по «политическим» статьям УК РСФСР (70 и 190.1) и аналогичным статьям союзных республик[6]:

  • 238 человек отбывали наказание в местах лишения свободы;
  • 55 человек находились в ссылке;
  • 96 по судебным решениям находились на принудительном лечении.

Уголовная ответственность за антисоветскую агитацию и пропаганду была отменена только в сентябре 1989 года.

Статистические данные о масштабах советской репрессивной политики[править | править код]

По данным председателя правления международного общества «Мемориал» Арсения Рогинского за период с 1918 до 1987 года по сохранившимся документам арестованных органами безопасности было 7 миллионов 100 тысяч человек в СССР. Часть из них была арестована не по политическим статьям, так как органы безопасности арестовывали в разные годы и за такие преступления как бандитизм, контрабанда, фальшивомонетничество. Эти подсчеты, хотя и были им сделаны к 1994 году, сознательно не были им опубликованы, так как входили в противоречие с бытовавшими в те годы значительно большими цифрами арестов[8].

По данным доклада исполнительного директора «Мемориала» Елены Жемковой «Масштабы советского политического террора», с 1918 по 1987 гг. по обвинениям в антисоветской деятельности и агитации было арестовано 4 миллиона 700 тысяч человек, были расстреляны 1 миллион человек, всего пострадало (с учетом депортированных и раскулаченных) 11 миллионов 700 тысяч человек.[9][10]

По оценкам историка В. П. Попова, общее число осуждённых за политические и уголовные преступления в 1923—1953 годах составляет не менее 40 млн. По его мнению, эта оценка «весьма приблизительна и сильно занижена, но вполне отражает масштабы репрессивной государственной политики… Если из общей численности населения вычесть лиц до 14 лет и старше 60, как малоспособных к преступной деятельности, то выяснится, что в пределах жизни одного поколения — с 1923 по 1953 г. — был осуждён практически каждый третий дееспособный член общества». Только в РСФСР общими судами приговоры были вынесены в отношении 39,1 млн чел., причём в разные годы к реальным срокам заключения было приговорено от 37 до 65 % осуждённых (не включая репрессированных со стороны НКВД, без приговоров, вынесенных судебными коллегиями по уголовным делам Верховных, краевых и областных судов и постоянными сессиями, действовавшими при лагерях, без приговоров военных трибуналов, без ссыльных, без высланных народов и т. п.)[11].

По данным демографа А. Г. Вишневского, «общее число граждан СССР, подвергшихся репрессиям в виде лишения или значительного ограничения свободы на более или менее длительные сроки» (в лагерях, спецпоселениях и т. п.) с конца 1920-х по 1953 г. «составило не менее 25-30 миллионов человек» (то есть осуждённых по всех статьям УК СССР, включая также спецпоселенцев)[12]. По его данным, со ссылкой на В. Н. Земскова «только за 1934—1947 годы в лагеря поступило (за вычетом возвращённых из бегов) 10,2 млн человек». Однако сам Земсков пишет не о вновь поступивших контингентах, а описывает общее движение лагерного населения ГУЛАГа[5], то есть в это число включены как вновь прибывшие осуждённые, так и те, кто уже отбывает сроки заключения.

Государственная политика в отношении лиц, подвергшихся политическим репрессиям, в Российской Федерации[править | править код]

Жертвы политических репрессий в СССР и члены их семей, согласно российскому законодательству, имеют право на реабилитацию, восстановление доброго имени и доброй памяти, материальную компенсацию.

Согласно Закону РФ № 1761-1 «О реабилитации жертв политических репрессий» от 18 октября 1991 года, политическими репрессиями признаны различные меры принуждения, применяемые государством по политическим мотивам, в виде лишения жизни или свободы, помещения на принудительное лечение в психиатрические лечебные учреждения, выдворения из страны и лишения гражданства, выселения групп населения из мест проживания, направления в ссылку, высылку и на спецпоселение, привлечения к принудительному труду в условиях ограничения свободы, а также иное лишение или ограничение прав и свобод лиц, признававшихся социально опасными для государства или политического строя по классовым, социальным, национальным, религиозным или иным признакам, осуществлявшееся по решениям судов и других органов, наделявшихся судебными функциями, либо в административном порядке органами исполнительной власти и должностными лицами и общественными организациями или их органами, наделявшимися административными полномочиями[13].

Наказание сотрудников НКВД, фабриковавших уголовные дела[править | править код]

Часть сотрудников НКВД СССР, проводивших репрессии, также была наказана. Репрессии в отношении сотрудников НКВД СССР, обвиненных в «нарушении социалистической законности и методов ведения следствия» в ходе Большого террора, проводились в два этапа.

Первый этапом репрессий в отношении сотрудников НКВД СССР начался в конце 1938 года (историк М. Юнге относит начало к 17 ноября 1938 года[14]) и завершился в июне 1941 года с началом Великой Отечественной войны. В этот период наказания были особенно суровыми и тогда была расстреляна значительная часть членов «троек НКВД». Снятых с должности сотрудников НКВД допрашивали по делам, которые они сфабриковали, и отдавали под суд. Только за 1939 год арестовали 1364 работника НКВД, 937 из которых были сотрудниками госбезопасности[15].

Карательную операцию прервали поражения советских войск 1941 года, которые заставили советское руководство искать квалифицированные кадры сотрудников НКВД для укрепления тыла. В 1941 году, по словам М. Юнге, «арестованные сотрудники НКВД, как правило, освобождались с обоснованием, что в военных условиях уголовное преследование в их отношении является „нецелесообразным“»[14].

Некоторые освобожденные сотрудники НКВД СССР вновь заняли высокие должности и продолжили заниматься фабрикацией уголовных дел. Например, 19 апреля 1941 года был арестован Федор Иванов, который сфабриковал 42 дела, по которым были расстреляны 1110 человек[16]. Уже 26 июня 1941 года Иванов был освобожден «по мотивам нецелесообразности привлечения к уголовной ответственности в условиях военного времени» и был назначен начальником особого отдела НКВД 22 танковой бригады[16]. В 1942—1946 годах Иванов был начальником особого отдела контрразведки СМЕРШ Томского гарнизона, где фабриковал дела на военнослужащих[16]. СМЕРШ ЗСО в 1944 году неоднократно добивался отставки Иванова «за извращения в агентурно-следственной работе», безуспешно прося об этом В. С. Абакумова[16]. Однако Иванов сохранял свой пост и был уволен из МГБ только 8 октября 1952 года по служебному несоответствию[16].

Вторая волна репрессий в отношении сотрудников НКВД СССР, фабриковавших уголовные дела в период Большого террора, была связана с «хрущевской реабилитацией». В 1953 году «дело Берии» привело к арестам в советских спецслужбах. Кроме того, вскоре после смерти Сталина было упразднено Министерство государственной безопасности СССР, с передачей его функций в МВД СССР. В следующем году из МВД СССР был выделен Комитет государственной безопасности СССР. Все эти реорганизации сопровождались сокращениями сотрудников карательных органов. Например, в 1954 году были ликвидированы районные отделы Министерства государственной безопасности СССР с передачей их функций аппарату уполномоченного Комитета государственной безопасности СССР по соответствующей территории. Передача функций сопровождалась чисткой. За 1954—1957 году из КГБ отчислили 16 тысяч сотрудников[17]. Например, в Молотовской области только за апрель — май 1954 года из 613 штатных единиц аппаратов, выделенных из МВД СССР, сократили 116 единиц[17]. В то же время из органов массово увольняли 40-летних мужчин «по состоянию здоровья»[17].

Одновременно шло массовое освобождение из лагерей осужденных по сфабрикованным делам 1930-х годов. Освобождение сопровождалось пересмотром дел и вынесением частных определений в отношении тех, кто фабриковал эти дела. Вторая волна репрессий в отношении бывших сотрудников НКВД СССР была массовой, но гораздо менее жесткой, чем в 1938—1941 годах. Несмотря на то, что некоторое количество сотрудников НКВД СССР было расстреляно при Хрущеве, большинство наказанных привлечено было не к уголовной, а к партийной и административной ответственности. По данным КГБ СССР, обнародованным 14 июля 1989 года В. А. Крючковым, в 1954—1957 годах за грубые нарушения законности были привлечены к уголовной ответственности 1342 бывших сотрудника НКВД — МГБ, а еще 2370 человек наказаны в административном порядке и по партийной линии[18]. Некоторые из наказанных при Хрущеве ранее были арестованы за то же самое при Сталине, но избежали ответственности в связи с Великой Отечественной войной. Так, упомянутый Федор Иванов был арестован 10 октября 1955 года и 19 апреля 1958 года Военным трибуналом Сибирского военного округа осужден по ст. 58-7 УК РСФСР к 10 годам исправительно-трудовых лагерей[16].

Судьба доносчиков и осведомителей[править | править код]

Кандидат философских наук, доцент кафедры культурологии и философии Пермского государственного института культуры А. И. Казанков утверждает, что часть политических дел фабриковалась на основании показаний доносчиков и осведомителей. А. И. Казанков разделял всех доносчиков, информировавших органы НКВД, на две категории[19]:

  • Штатные осведомители (с внутренним делением на группы). Это секретные сотрудники НКВД, анонимные фигуры, которые в документах обозначались псевдонимами Деревянный, Чернов, Зелёный и другими;
  • «Доброхот-любитель» — добровольные доносчики. Их было гораздо меньше, чем штатных осведомителей. Казанков объяснял малочисленность этой категории тем, что органы НКВД, у которых был плановый показатель по расширению агентурной сети, переводило таких добровольцев в завербованные и давало им псевдонимы. То есть добровольные доносчики очень быстро становились штатными осведомителями.

Казанков пишет, что в период Большого террора часть осведомителей работала в режиме постоянной нагрузки — например, как «штатные свидетели»[20]. Это приводило к их раскрытию гражданами. Казанков приводит в качестве примера агента Магне (Владимир Гаврилович Ивановский), который своими частными отлучками в период с конца 1935 по 1938 годы вызывал подозрения у жены[20]. Эти его «ночные отлучки считали за связь с другими женщинами»[20]. После того, как Магне был свидетелем по делам нескольких арестованных, его жена и теща все поняли и рассекретили агента[21].

В период Большого террора осведомителями иногда были руководящие работники партийных и советских органов. Совершенно секретный приказ народного комиссара внутренних дел СССР Л. П. Берии № 00827 от 27 декабря 1938 года, разосланный по всем НКВД союзных и автономных республик, начальникам УНКВД областей и краев, а также начальникам городских и районных отделений НКВД, предписывал в течение 10 дней с момента его получения принять следующие меры[22]:

  • Прекратить вербовку осведомителей из числа ответственных руководящих работников партийных, советских, хозяйственных, профессиональных и общественных организаций;
  • Прекратить вербовку «каких бы то ни было работников», обслуживавших аппараты центральных комитетов национальных компартий, краевых, областных, городских и районных комитетов партий;
  • Вызвать каждого агента (осведомителя), принадлежащего к числу руководящих работников, а также работников, обслуживающих партийные аппараты. У каждого такого агента отобрать подписку, что с ним прерывается связь;
  • Все личные и рабочие дела агентов из числа руководящих работников, а также сотрудников партийных аппаратов уничтожить в присутствии представителей соответствующих партийных комитетов.


Приказ № 00827 был также разослан по членам бюро нацкомпартий, краевых, областных, городских и районных комитетов ВКП(б) письмом И. В. Сталина от 28 декабря 1938 года № П4414[23].

Таким образом сведения об агентурной деятельности руководящих работников и членом аппаратов партийных комитетов должны были быть уничтожены. На практике их уничтожение сопровождалось ошибками. Начальник Тумутукского районного отдела НКВД Татарской АССР Абайдуллин пожаловался, что секретарь районного комитета ВКП(б) обсудил приказ № 00827 на заседании бюро районного комитета[24].

Доносчиков, не относившихся к руководящим работниками, после завершения Большого террора в начале 1939 года объявили клеветниками. Соратники Иосифа Сталина уже в начале 1939 года объявили на XVIII съезде ВКП(б), что эти «клеветники» ответственны за Большой террор[25]. Доктор исторических наук Олег Хлевнюк, признав, что доносы в период Большого террора писали массово, все же отметил, что они не сыграли существенной роли в операциях НКВД, так как чекисты эти доносы, как правило, игнорировали[25]:

В Терроре были обвинены так называемые «клеветники», то есть доносчики, которые писали доносы на честных советских граждан и таким образом способствовали распространению Террора. Это своего рода такая теория унтер-офицерской вдовы, которая высекла сама себя. В данном случае в этом качестве выступали советские люди, которые якобы друг на друга доносили и таким образом Террор приобрел такие громадные неконтролируемые формы. Нужно сказать, что мы, к сожалению до сих пор пользуемся этой концепцией и несколько некритически пользуемся.

Между тем историки на основании большого количества документов показали, что, конечно, доносы в этот период существовали и это были массовые доносы. Однако они не сыграли такой значительной роли, которую им сейчас приписывают. На самом деле операции, эти массовые операции, которые проводило НКВД, они имели и собственную логику развития. Они проводились по своим механизмам и, собственно говоря, не нуждались, не нуждались, вот в этой вот подпитке в виде массовых доносов. Доносы существовали, но чекисты их, как правило, игнорировали

Тем не менее доносы не пропадали даром. Доносчики и осведомители указывали НКВД на конкретных лиц, которых при необходимости можно было арестовать и обвинить в том, что надо было сотрудникам НКВД. А. И. Казанков на нескольких примерах показал, что были случаи, когда осведомитель регулярно и длительный срок писал доносы на конкретных людей, но сотрудники НКВД никаких мер к этим людям по фактам, изложенным в доносах, не принимали[26]. Тем не менее доносы не пропадали даром. Когда необходимо было арестовать конкретных лиц, то сотрудники НКВД брали тех, на кого ранее указывали осведомители. Казанков отмечает, что сотрудникам НКВД был важен сам человек, на которого указал источник, а не его конкретные правонарушения[26]. Поэтому Казанков приводит примеры того, что людей, указанных осведомителями, арестовывали в период Большого террора, причем предъявляли им обвинения, не связанные с тем, что об этих людях писали ранее доносчики[26].

Репрессии в отношении секретных осведомителей НКВД практиковались уже в период Большого террора. А. И. Казанков отмечает, что в период Большого террора осведомителей «реализовывали» (то есть арестовывали как фигурантов крупных групповых дел), ими «добирали установленные лимиты репрессированных»[20].

В 1939—1941 годах в СССР прошли судебные процессы над «клеветниками» — то есть над доносчиками. Так как дела о клевете и заведомо ложном доносе считались мелкими и не влекли длительного лишения свободы, то доносчиков публично судили за контрреволюционную пропаганду. 20 сентября 1939 года в газете «Уральский рабочий» (главная газета свердловского обкома ВКП(б)) появилась заметка «Клеветник Замараева». В ней сообщалось, что некая А. М. Замараева, «работая в областной газете „Уральский рабочий“ с марта 1937 года по апрель 1938 года, всячески пыталась опорочить честных работников», «писала на них в различные организации заявления, выражая политическое недоверие, называла их врагами народа»[27]. «Матерого клеветника, вставшего на путь контрреволюционной агитации против партии и советской власти» А. М. Замараеву Свердловский областной суд приговорил по статье 58.10 Уголовного кодекса РСФСР к 6 годам лишения свободы с последующим поражением в правах на три года[27].

В послевоенный период доносительство сохранялось под контролем партийных органов. Постановление ЦК КПСС от 4 декабря 1952 года предписывало первым секретарям областных комитетов партии знать по фамилиям всех агентов органов Министерства государственной безопасности СССР[28].

Судьба исполнителей смертных приговоров[править | править код]

Исполнители смертных приговоров в Советской России и СССР официально назывались «комендантами»[29]. Историк А. Г. Тепляков отмечал, что эти коменданты набирались из числа рядовых чекистов с начальным образованием, низким уровнем политической грамотности и множеством отметок о взысканиях (партийных и административных) в послужных списках[30]. Практика набора в коменданты лиц с плохой репутацией — в обмен на прощение — была широко распространена. По словам А. Г. Теплякова, часто комендантами становились люди, виновные в серьезных уголовных преступлениях, за которые понесли либо мягкое наказание, либо никакого наказания[31].

Часто служба в комендатуре была кратковременной[31]. Однако были палачи-долгожители, которые расстреляли тысячи осужденных. В Москве ими были Пётр Магго (умер от цирроза печени в 1941 году), Василий Блохин (расстреливал с 1924 по 1953 годы, в 1953 году уволен из органов, в 1954 году лишен генеральского звания).

Были опытные палачи и в провинции. Например, Иван Нагорный участвовал в расстрелах в Киеве и Киевской области около 10 тыс. человек, за что был награжден орденом[32]. Артём Петрович Зеленый в Харьковской области участвовал в расстрелах 6,2 тыс. человек[32].

Комендант был ценным кадром. Часто начальники региональных органов НКВД, переходя на новое место, привозили с собой комендантов с прежней работы[33]. Коменданты становились телохранителями представителей высшего руководства СССР. Телохранителем Лаврентия Берии служил С. Н. Надарая, у В. А. Каруцкого — сержант государственной безопасности С. С. Хайнал[34].

Репрессии Большого террора практически не коснулись комендантов[35]. Чистка органов НКВД по завершении Большого террора коснулась комендантов: многие были уволены, некоторые — наказаны. Так, за участие в расправах над осужденными в 1939 году были арестованы коменданты НКВД Таджикской ССР А. Жадин и Управления НКВД по Житомирской области М. С. Люльков[36].

Большинство уволенных в 1937—1939 годах комендантов было возвращено на службу в НКВД в годы Великой Отечественной войны[36]. Тот же Люльков, осужденный на 3 года, был в 1942 году амнистирован и отправлен на фронт[36]. На фронте пропал без вести Иван Нагорный (он вообще не был наказан) в 1941 году[32]. Некоторые вернулись до Великой Отечественной войны. Например, 54-летний комендант управления НКВД Западной области И. И. Стельмах был уволен в марте 1937 года, но вскоре возвращен и в 1940 году расстреливал польских военнопленных[36]. Некоторые коменданты за расстрелы уже на фронте были награждены орденами и медалями.

Частичное уничтожение уголовных дел репрессированных[править | править код]

Дела репрессированных, которые были освобождены, подлежали уничтожению[37]. После уничтожения дела освобожденного осужденного составлялась архивная карточка, в которой указывали: ФИО, год и место рождения, передвижение заключенного между лагерями и лагерными пунктами и дата освобождения[37]. Архивные карточки, составленные на основании уголовных дел репрессированных, согласно межведомственному приказу (с пометкой «для служебного пользования») от 12 февраля 2014 года «Об утверждении наставления по ведению и использованию централизованных оперативно-справочных, криминалистических и розыскных учётов, формируемых на базе органов внутренних дел РФ» подлежат уничтожению после того, как осужденный достигнет возраста 80 лет[37].

О фактах уничтожения дел репрессированных впервые стало известно в 2014 году. Конституционный суд Российской Федерации по иску Нины Трушины, являвшейся родственницей репрессированного, отказался считать вышеупомянутый приказ нарушением конституции, так как полиция хранит и уничтожает данные на основании законов. По словам советника президента РФ и главы СПЧ Михаила Федотова, уничтожение карточек означает полное удаление информации о нахождении осужденных в системе ГУЛАГа и может привести к катастрофическим последствиям для изучения истории лагерей и получения данных о жертвах репрессий[38].

Память[править | править код]

См. также[править | править код]

Примечания[править | править код]

  1. «Очистим Россию надолго…» Репрессии против инакомыслящих. Конец 1921 — начало 1923 г. Архивная копия от 3 апреля 2011 на Wayback Machine М.: Международный фонд «Демократия», 2008, ISBN 978-5-85646-182-3
  2. Фотографы-преступники раннего СССР Архивная копия от 12 января 2020 на Wayback Machine // Реабілітовані історією Донецька область,. Книга 2-9
  3. Охотин Н. Г., Рогинский А. Б. О масштабе политических репрессий в СССР при Сталине: 1921—1953. // Forced Labor Camps (перепечатка Архивная копия от 6 декабря 2008 на Wayback Machine в Демоскоп Weekly № 313—314 10 — 31 декабря 2007)
  4. Вишневский А. Г.«Демография сталинской эпохи» Архивная копия от 12 апреля 2016 на Wayback Machine // Демоскоп Weekly. № 103—104 3 — 16 марта 2003
  5. 1 2 3 Земсков В. Н. ГУЛАГ (историко-социологический аспект) Архивная копия от 27 января 2012 на Wayback Machine // Социологические исследования. 1991. № 6. С. 10—27; 1991. № 7. С. 3—16
  6. 1 2 Александров К. За антисоветскую агитацию и пропаганду // Дилетант. — 2022. — № 73. — С. 76-77.
  7. Мемориал Жертвы политического террора в СССР Архивировано 11 апреля 2012 года.
  8. Рогинский А. Б. Арсений Рогинский о молчании историка Архивная копия от 15 января 2016 на Wayback Machine // Полит.ua, 03.08.2012
  9. Максим Кузахметов «Мемориал» в цифрах и фактах // Дилетант, 2022, № 74. — с. 43
  10. "Масштабы советского политического террора". Дата обращения: 6 февраля 2022. Архивировано 6 февраля 2022 года.
  11. Попов В. П. Государственный террор в советской России, 1923—1953 гг. (источники и их интерпретация) // Отечественные архивы. 1992. № 2. с. 26. Цит. по Вишневский А. Г. Вспоминая 37-й Архивная копия от 23 июля 2013 на Wayback Machine // Демоскоп Weekly. № 313—314 10 — 31 декабря 2007
  12. Вишневский А. Г. Вспоминая 37-й Архивная копия от 23 июля 2013 на Wayback Machine // Демоскоп Weekly. № 313—314 10 — 31 декабря 2007
  13. Закон Российской Федерации № 1761-1 «О реабилитации жертв политических репрессий» от 18 октября 1991 года (с изменениями и дополнениями на 10.09.2004) Архивировано 25 января 2010 года.
  14. 1 2 Юнге М. Возможности и проблемы изучения Большого террора с помощью источников 1938—1941 и 1954—1961 годов (допросы карателей) // История сталинизма: репрессированная российская провинция. Материалы международной научной конференции. Смоленск, 9-11 октября 2009 г. — М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН); Фонд «Президентский центр Б. Н. Ельцина», 2011. — С. 63.
  15. Петров Н. В., Янсен М. «Сталинский питомец» — Николай Ежов. — М.: РОССПЭН, 2008. — С. 213.
  16. 1 2 3 4 5 6 Юнге М. Возможности и проблемы изучения Большого террора с помощью источников 1938—1941 и 1954—1961 годов (допросы карателей) // История сталинизма: репрессированная российская провинция. Материалы международной научной конференции. Смоленск, 9-11 октября 2009 г. — М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН); Фонд «Президентский центр Б. Н. Ельцина», 2011. — С. 67 — 68.
  17. 1 2 3 Лейбович О. Л. Работники карательного аппарата в Молотовской области: генезис приватной субъектности (1933—1956) // После Сталина: позднесоветская субъектность (1953—1985). Сборник статей. — СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2018. — С. 272—273.
  18. Юнге М. Возможности и проблемы изучения Большого террора с помощью источников 1938—1941 и 1954—1961 годов (допросы карателей) // История сталинизма: репрессированная российская провинция. Материалы международной научной конференции. Смоленск, 9-11 октября 2009 г. — М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН); Фонд «Президентский центр Б. Н. Ельцина», 2011. — С. 69.
  19. Казанков А. И. Деревенский «observer» (фигура доносчика в панораме Большого террора) // История сталинизма: жизнь в терроре. Социальные аспекты репрессий. Материалы международной научной конференции. Санкт-Петербург, 18 — 20 октября 2012 года. — М.: РОССПЭН, 2013. — С. 453.
  20. 1 2 3 4 Казанков А. И. Деревенский «observer» (фигура доносчика в панораме Большого террора) // История сталинизма: жизнь в терроре. Социальные аспекты репрессий. Материалы международной научной конференции. Санкт-Петербург, 18 — 20 октября 2012 года. — М.: РОССПЭН, 2013. — С. 454.
  21. Казанков А. И. Деревенский «observer» (фигура доносчика в панораме Большого террора) // История сталинизма: жизнь в терроре. Социальные аспекты репрессий. Материалы международной научной конференции. Санкт-Петербург, 18 — 20 октября 2012 года. — М.: РОССПЭН, 2013. — С. 454—455.
  22. Султанбеков Б. Ф., Хакимзянов Р. Г. Политические репрессии в Татарстане. Законы, исполнители, реабилитация жертв. — Казань: Б.и., 2002. — С. 89 — 90.
  23. Султанбеков Б. Ф., Хакимзянов Р. Г. Политические репрессии в Татарстане. Законы, исполнители, реабилитация жертв. — Казань: Б.и., 2002. — С. 89.
  24. Султанбеков Б. Ф., Хакимзянов Р. Г. Политические репрессии в Татарстане. Законы, исполнители, реабилитация жертв. — Казань: Б.и., 2002. — С. 32.
  25. 1 2 Хлевнюк О. В. Большой террор Архивная копия от 24 мая 2019 на Wayback Machine // ПостНаука, 16.04.2015
  26. 1 2 3 Казанков А. И. Деревенский «observer» (фигура доносчика в панораме Большого террора) // История сталинизма: жизнь в терроре. Социальные аспекты репрессий. Материалы международной научной конференции. Санкт-Петербург, 18 — 20 октября 2012 года. — М.: РОССПЭН, 2013. — С. 462.
  27. 1 2 Клеветник Замараева // Уральский рабочий. — 1939. — 20 сентября
  28. Лейбович О. Л. Работники карательного аппарата в Молотовской области: генезис приватной субъектности (1933—1956) // После Сталина: позднесоветская субъектность (1953—1985). Сборник статей. — СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2018. — С. 271.
  29. Тепляков А. Г. Исполнители смертных приговоров в ведомственной иерархии ВЧК — МГБ // История сталинизма: жизнь в терроре. Социальные аспекты репрессий. Материалы международной научной конференции. Санкт-Петербург, 18 — 20 октября 2012 года. — М.: РОССПЭН, 2013. — С. 435—436.
  30. Тепляков А. Г. Исполнители смертных приговоров в ведомственной иерархии ВЧК — МГБ // История сталинизма: жизнь в терроре. Социальные аспекты репрессий. Материалы международной научной конференции. Санкт-Петербург, 18 — 20 октября 2012 года. — М.: РОССПЭН, 2013. — С. 436.
  31. 1 2 Тепляков А. Г. Исполнители смертных приговоров в ведомственной иерархии ВЧК — МГБ // История сталинизма: жизнь в терроре. Социальные аспекты репрессий. Материалы международной научной конференции. Санкт-Петербург, 18 — 20 октября 2012 года. — М.: РОССПЭН, 2013. — С. 437.
  32. 1 2 3 Дмитрий Волчек. "Не запачкать одежду кровью". История киевского палача. Радио «Свобода» (21 июля 2018). Дата обращения: 8 мая 2020. Архивировано 27 августа 2019 года.
  33. Тепляков А. Г. Исполнители смертных приговоров в ведомственной иерархии ВЧК — МГБ // История сталинизма: жизнь в терроре. Социальные аспекты репрессий. Материалы международной научной конференции. Санкт-Петербург, 18 — 20 октября 2012 года. — М.: РОССПЭН, 2013. — С. 440.
  34. Тепляков А. Г. Исполнители смертных приговоров в ведомственной иерархии ВЧК — МГБ // История сталинизма: жизнь в терроре. Социальные аспекты репрессий. Материалы международной научной конференции. Санкт-Петербург, 18 — 20 октября 2012 года. — М.: РОССПЭН, 2013. — С. 439.
  35. Тепляков А. Г. Исполнители смертных приговоров в ведомственной иерархии ВЧК — МГБ // История сталинизма: жизнь в терроре. Социальные аспекты репрессий. Материалы международной научной конференции. Санкт-Петербург, 18 — 20 октября 2012 года. — М.: РОССПЭН, 2013. — С. 441.
  36. 1 2 3 4 Тепляков А. Г. Исполнители смертных приговоров в ведомственной иерархии ВЧК — МГБ // История сталинизма: жизнь в терроре. Социальные аспекты репрессий. Материалы международной научной конференции. Санкт-Петербург, 18 — 20 октября 2012 года. — М.: РОССПЭН, 2013. — С. 442.
  37. 1 2 3 Курилова А. Террор снимают с архивного учёта Архивная копия от 8 июня 2018 на Wayback Machine // Газета «Коммерсантъ» № 99 от 08.06.2018, стр. 1
  38. Директор музея: в России уничтожают архивы с данными репрессированных в СССР, Настоящее время (8 июня 2018). Архивировано 20 ноября 2019 года. Дата обращения: 26 ноября 2019.

Литература[править | править код]

на других языках

Ссылки[править | править код]