Владычный суд

В сборнике рассказов Лескова «Русские богоносцы» (1880)^[3] рассказ «Владычный суд» следует непосредственно за повестью «На краю света», с которой он тесно связан. В этом издании Лесков снял всю первую главу и соответственно изменил нумерацию остальных, рассказ помещен с подзаголовком: "Pendant к рассказу «На краю света». На титульном листе этой книги — пометка о том, что текст рассказа пересмотрен и исправлен автором. В издании 1892 года^[4] Лесков снова возвратился к первоначальному тексту^[5].

В рассказе Лесков обращается к теме рекрутской повинности, которая по указу 1827 года накладывалась на еврейское население Российской Империи. Повинность накладывалась в том числе на детей от 12 до 18 лет, которые до достижения совершеннолетия направлялись на учёбу в особых армейских школах или работали в сельских местностях, где их часто уговаривали или принуждали переходить в православие. В рассказе продолжается начатая в повести «На краю света» полемика по вопросу об идеях и методах православного христианского миссионерства. Сюжет «Владычного суда» основан на историческом факте и отражает определённый период в жизни писателя, Лесков называет имена реальных лиц, ссылается на российские законы.

Обвиняя еврейскую общину в бедах главного героя рассказа, уподобляя преследования вольнодумца-переплетчика еврейской общиной преследованиям Иисуса Христа фарисеями, «настоящим фарисейским» делом Лесков представляет не «гешефт» евреев, но саму лишенную христианского милосердия систему набора рекрутов^[6]:

Рассказчик показывает религиозное лицемерие насильно крестящих рекрутов партионных командиров, «по-своему радевших о христианстве и, вероятно, по-своему его и понимавших», лицемерие «внешней религиозности» баронессы Б. Сам закон о рекрутах Лесков признает до такой степени формальным, что в нём «нет исключения», несмотря ни на какие обстоятельства.

Литературоведы отмечают, что фабула произведения сложна: речь идет о том, как киевский митрополит отказал одному еврею ("наемщику" в рекруты) в крещении "из материальных расчетов" и тем самым спас другого еврея (мальчика-рекрута) от принудительного крещения; в финале повествуется о добровольном крещении третьего еврея (отца мальчика, переплетчика).

В произведение множество ссылок на евангельские тексты: эпиграфы, прямые и скрытые цитаты, которые так же, как и сама фабула, спроецированы на Новый Завет.

Анализ рассказа в библейском контексте открывает новые возможности его интерпретации, вытекающие из "метафорического" прочтения произведения^[7].