Материал из РУВИКИ — свободной энциклопедии

Военная коллегия пугачёвцев

Эта статья входит в число хороших статей

Военная коллегия или Государственная военная коллегия — главный военно-административный орган армии Е. И. Пугачёва в ходе Крестьянской войны 1773—1775 годов. Члены (судьи) и секретари военной коллегии были ответственны за составление манифестов и указов, издаваемых от имени «императора Петра III», поддержание связи и координации действий с регионами восстания, пополнение и распределение денежной казны, запасов вооружения, пороха, продовольствия и фуража. Военная коллегия являлась главным судебным органом восставших, ответственным за разбор жалоб и проведение наказаний и казней. Необходимость в создании Военной коллегии возникла в связи со значительным расширением территории, охваченной восстанием, и увеличением количества людей, в него вовлечённых; неграмотному Пугачёву требовались люди для написания документов от его имени, ведения и разбора все возрастающей деловой переписки; кроме того, создание органа по образцу имевшейся правительственной Военной коллегии придавало дополнительный вес и авторитет руководству восстания во главе с Пугачёвым среди казаков, крестьян и народов Урала и Поволжья.

Военная коллегия восставших в период осады Оренбурга[править | править код]

Создание и состав Военной коллегии[править | править код]

Необходимость в наличии грамотных людей для составления воззваний к казакам, крестьянам и инородцам была одной из главных забот Пугачёва и его главных сподвижников с момента самого начала обсуждения планов будущего выступления. После провалившейся попытки найти грамотеев в старообрядческих скитах на Иргизе, поиски были продолжены в Яицком городке и первым секретарём «императора Петра III» стал 19-летний Иван Почиталин. Из этих же соображений Пугачёвым был помилован и оставлен служить ему пленный сержант Дмитрий Кальминский, автор второго «царского» указа и текста присяги «императору Петру Фёдоровичу» (приревновав дворянина к самозванцу, яицкие казаки вскоре утопили Кальминского, о чём сам Пугачёв очень сожалел). С расширением региона, охваченного восстанием, проблема всё возрастающего объёма делопроизводства становилась острее с каждым днём — было необходимо ежедневно отправлять приказания, разбирать рапорты и прошения и отвечать на них. К тому же, Пугачёв лично участвовал в боевых действиях, а значит во время его отлучек требовалось наличие авторитетного органа коллегиального управления, чьи приказы и указания не вызывали бы никаких сомнений. Решающим поводом для создания Военной коллегии стал вал жалоб на действия башкирских и татарских отрядов, присоединившиеся к восстанию представители коренных народов Урала поспешили жечь построенные на их землях заводы и рудники, зачастую — вместе с деревнями приписанных к ним крестьян. Как показывал позднее на допросе судья Военной коллегии Иван Творогов: Пугачёву «наскучило давать самому указы свои…, так как и разбирать многие жалобы на башкирцев и казаков, в его толпе находящихся, в обидах и разорениях, народу причиняемых»[1][2][3].

О создании Государственной военной коллегии Пугачёвым было объявлено 6 (17) ноября 1773 года, на следующий день после перехода армии Пугачёва из полевого лагеря под стенами осаждённого Оренбурга на зимние квартиры в Бердскую слободу: «Коль скоро пришёл он в Берду, то приказал он Овчинникову, чтоб завести для письменных дел Военную коллегию и в оной судьями посадить: Андрея Витошнова, Максима Шигаева, Ивана Творогова, Данилу Скобычкина (и сей Скобычкин — яицкой же казак). Из оных только грамотей был Творогов, а те безграмотные. Секретарями посадил Ивана Почиталина и велел писатца дьяком, а Максиму Горшкову велел писатца секлетарем; повытчика Супонева, — имяни его не знает, — из яицких же казаков»[4]. Костяк пугачёвской армии в ту пору составляли яицкие и илецкие казаки, а потому в судьи Военной коллегии были выбраны казаки, чей авторитет был несомненен. Главным судьёй был назначен яицкий старшина Андрей Витошнов, весьма зажиточный и всем известный 60-летний казак. В годах был и Данила Скобычкин, один из представителей «войсковой партии», в ходе Яицкого восстания 1772 года Витошнов и Скобычкин были участниками противоположных сторон. От илецких казаков в Коллегию был назначен атаман Илецкого полка Иван Творогов, четвёртым судьёй стал Максим Шигаев, про которого тот же Творогов показывал: «а Шигаев, хоть и ниже их сидел, но как он был их замысловатее и любимее больше самозванцем, то они следовали больше его советам»[5][6]

Делопроизводством заведовали Почиталин и илецкий казак Горшков, под их руководством находился штат повытчиков (делопроизводителей), довольно скоро их число пришлось значительно увеличить, в помощь к Семёну Супоневу (Супонину) были назначены яицкий казак Иван Герасимов, писарь Бузулукской крепости Игнатий Пустоханов, писарь с завода Твердышева Иван Григорьев. В боях у деревни Юзеевой был пленён и принял присягу «Петру Фёдоровичу» подпоручик Михаил Шванвич, который после устроенной Пугачёвым «проверки» на знание иностранных языков был направлен в Военную коллегию для перевода перехватываемой правительственной корреспонденции на немецком и французском языках. К переводу повстанческой документации на «восточные языки» привлекались яицкие казаки Идеркей Баймеков (различные историки называют его казахом, татарином или башкиром) и его приёмный сын Балтай Идеркеев, владевшие арабским, персидским, тюрки и татарским языками[7][8].

Главный судебный орган[править | править код]

Члены Военной коллегии именовались судьями, так как «ведали судом и расправой». В архивах не осталось документов, свидетельствующих об этой стороне деятельности Военной коллегии, во-первых потому, что основной архив был уничтожен пугачёвцами 24 марта (4 апреля1774 года, но главным образом потому, что «в сей названной коллегии никаких письменных судов не производилось, а разбираемы и решены оныя были судьями на одних словах» и «вся резолюция состояла только в одном слове и тотчас исполнялась». Суды проводились, как правило, под «председательством» самого Пугачёва, в его отсутствие — под руководством Шигаева. Атаманы отдельных отрядов восставших также никогда не ограничивали себя в праве вести расправу по своему усмотрению, но формально с учреждением Военной коллегии предписывалось «впредь некому смертной казни не чинить, но посылать виновных в Берду»[9][10].

Для захваченных в плен солдат и офицеров правительственных войск вынесение смертного приговора впрямую зависело от признания Пугачёва государем и принятия присяги «Петру Фёдоровичу» или отказа от признания и присяги. При этом тела казнённых в Бердах оставляли без погребения и к весне, по сообщению ряда свидетелей, овраги вокруг слободы были полны трупами. Но основным занятием судей Военной коллегии был всё же разбор жалоб на грабежи и мародёрство отрядов восставших. Сохранившиеся в архивах указы Военной коллегии часто содержат требования к атаманам и полковникам оградить «подданных Петра III» от бесчинств и лихоимства: «Естли и впредь будут таковые престуники законам какия причинят обиды и разорения, то таковых, тотчас поймав, и по поимке присылать за караулом в вышеперечисленную Военную государственную коллегию при рапорте со изъяснением их преступления, с которыми поступлено будет по законам». Даже переход на сторону самозванца не всегда мог избавить население заводов и рудников от нападений. Множество жалоб на действия башкирских, мещеряцких и других инородческих отрядов требовало и проявления дипломатической гибкости. Военная коллегия регулярно направляла главному представителю восставших в Башкирии «графу Чернышёву» — Чике-Зарубину указы вернуть «разграбленное имение» и «впредь, естли ж какие злодеи окажутся, то… чинить смертную казнь, дабы впредь того чинить другие отваживаться не могли», ведь подобные бесчинства ставили перед заводскими крестьянами непростой выбор — искать защиты у самозванца или в правительственном лагере. Периодически представители Военной коллегии отправлялись к башкирам, чтобы вернуть захваченных пленных и их имущество. Так, например, в лагере в Бердах оказался мценский купец Иван Трофимов, проведший в башкирском плену шесть недель и впоследствии сам ставший секретарём Военной коллегии под именем Алексея Дубровского. Повстанческим властям не удалось полностью справиться с «иноверческой» проблемой, слишком различными были цели и чаяния у разных групп участников восстания[11].

Административно-хозяйственная деятельность[править | править код]

В условиях увеличения количественного состава главной армии Пугачёва под Оренбургом (от 35 до более 100 тысяч человек по разным подсчётам), перед руководителями восстания остро встала необходимость налаженной регулярной поставки в лагерь в Бердах продовольствия и фуража, эта задача также легла на Военную коллегию. В первую очередь были выпущены распоряжения коллегии по охране уже имевшихся запасов провианта в захваченных крепостях. С этой же целью были предприняты ряд экспедиций отдельных отрядов восставших, так, одной из главных причин походов к Ильинской и Верхнеозёрной крепостям , а позднее — к Илецкой Защите, отряда под командованием Хлопуши были полученные сведения о больших запасах продовольствия в данных крепостях. Но наиболее успешными мероприятиями в этом направлении стали экспедиции атамана Ильи Арапова на Самарскую дистанцию и атамана Гаврила Давыдова в Бугурусланскую слободу. Атаманам предписывалось изъять весь хлеб в поместьях этих богатых зерносеющих регионов: «барской всякого рода хлеб приказывать молотить, а намолоченный — молоть, а смоловши, присылать в здешнюю армию…, также и овса сколько найдётся высылать тоже». Атаманам строго предписывалось при этом, чтобы «посланные поверенные не отважились чинить крестьянам никаких обид». Хлеб пекли в Чернореченской крепости и в Сеитовой Каргале, где имелось достаточно печей, откуда его развозили по лагерям отрядов из расчёта по два каравая на десять человек через день. При этом крестьянам разрешалась свободная торговля хлебом и другими продуктами на рынке в Бердах, Военная коллегия лишь установила предел цен, имевшихся до восстания. Запрещалась лишь свободная продажа вина, которое продавалось «от казны». В целом, несмотря на то, что в марте 1774 года Арапов и Давыдов были оттеснены от Самары и Бугуруслана правительственными корпусами Голицына и Мансурова, восставшие не чувствовали затруднений с поставкой продовольствия практически в ходе всей осады Оренбурга[12].

Пополнением и распределением денег в «государевой казне» от Военной коллегии заведовал Шигаев, денежное содержание выдавалось по привычным казачьим обычаям — «как деньги случатся», как показывали казаки на допросах: «Дача жалованья производима была не в одно время, а тогда, как привезут откуда деньги». Источником пополнения казны были захваченные кассы уральских заводов и крепостей, грабежи поместий, в меньшей степени — от продажи соли и вина. Денег собственной чеканки у восставших не было[13].

Издание указов, манифестов и переписка с регионами восстания[править | править код]

Создание Военной коллегии было вызвано необходимостью наличия понятных для народа атрибутов верховной власти. Недаром главные соратники Пугачёва получили в это же время громкие титулы: Чика-Зарубин — «графа Чернышёва», атаман Овчинников — «графа Панина», Максим Шигаев — «графа Воронцова», Фёдор Чумаков — «графа Орлова»[14]. Правительственная Военная коллегия со времён Петра I управляла казачьими войсками империи и олицетворяла для казаков верховную власть, поэтому неудивительно, что в пугачёвском войске главный военно-административный орган получил это имя. На секретарей и повытчиков Военной коллегии выпала задача по составлению и рассылке указов и рескриптов «императора Петра Фёдоровича», которые не вызвали бы в простом народе сомнения в их царском происхождении. Безусловно, что само содержание этих документов, отвечавших заветным чаяниям различных групп населения, вовлечённого в восстание, снимало большинство возможных сомнений, но и формальная сторона делопроизводства играла важную роль. После создания Военной коллегии Максим Шигаев и Иван Почиталин первым делом добыли сборник напечатанных и переплетённых вместе правительственных публичных указов, который секретари коллегии и использовали в качестве образца, «выбирая лутчие речи из разных печатных и письменных указов». Впрочем, по их признанию, «они и по той выборке не умели порядочно речей сплести и упражнялись в составлении больше недели». Но ставка Пугачёва собирала самых разных людей, так, однажды, неоценимую помощь в написании указа к оренбургскому губернатору Рейнсдорпу оказал грамотный заводской крестьянин с одного из заводов Иван Петров, отправленный односельчанами в Берды с жалобой на действия башкирского отряда. Написанный с его помощью текст указа от 17 (28) ноября 1773 года получил «истинно державное» звучание, словесные формулировки его текста включались в большинство последующих манифестов и указов Пугачёва[15][16][17].

Появление в составе Военной коллегии подпоручика Михаила Шванвича позволило атаманам восставших не только читать перехватываемую правительственную переписку на иностранных языках, но и издавать собственные документы на них. Документально известно о минимум одном указе Пугачёва на немецком языке, Шванвич в течение двух дней весьма качественно перевёл написанный 17 (28) декабря 1773 года указ к Рейнсдорпу и 20 декабря русский и немецкий варианты указа были подброшены к стенам Оренбурга. Даже единственный подобный документ из лагеря пугачёвцев вызвал сильнейший переполох в правительстве и потребовал от Екатерины II указаний о немедленном и тщательном расследовании происхождения данного указа, подтверждавшем многие опасения, что за заговором Пугачёва могут стоять иностранные державы. По-своему использовали появление Шванвича в коллегии её секретари и повытчики, Иван Почиталин попросил для себя составления русской азбуки с целью продолжить своё обучение грамоте, а более грамотные повытчики попросили составления для себя азбуки французской[18][19].

Печать Пугачёва (Большая государственная печать Петра Третьего, императора и самодержца всероссийского, 1774)

Наряду с именными указами «императора Петра Фёдоровича» Военная коллегия начала выпускать и документы за двойной подписью — «Указы его императорского величества и Государственной военной коллегии». Для придания бумагам, выходящим из коллегии вида подлинных, наравне с официальными правительственными документами, они скреплялись сургучными печатями. Поначалу использовались печати из числа захваченных в различных крепостях и заводах, но в январе 1774 года мастерам в Яицком городке были заказаны две серебряные печати, которые были готовы к марту месяцу. Одна содержала изображение человека в короне и с лавровым венком и надписью «Б. Г. П. П. Т. имп. и самодер. Всеросс. 1774 г.» (что должно было означать - «Большая государственная печать. Пётр Третий, император и самодержец Всероссийский. 1774 год»), ею активно пользовались вплоть до захвата Казани. Вторая предназначалась для Военной коллегии, на ней был изображён герб Российской империи и надпись «Гдрь Военной коллегии печать 774», но она была утеряна после того, как большая часть членов Военной коллегии была пленена в начале апреля 1774 года. Была также специальная печать для указов и переписки на татарском языке[20][21].

Манифесты и указы пугачёвской ставки пользовались популярностью в народе, широкое распространение они получали благодаря тому, что получали размножение в каждом новом селе или городке. Так, например, Манифест от 2 (13) декабря 1773 года, результат коллективных усилий Почиталина, Горшкова и Петрова, сохранился до наших дней в 36 списках, датируемых от декабря 1773 года по 23 июня 1774 года, его текст оглашали атаманы пугачёвских отрядов под Уфой, Кунгуром, в Самаре, в Красноуфимской крепости, на уральских заводах, в уездах Западной Сибири[22]. Большая часть архива Военной коллегии периода осады Оренбурга была сожжена по приказу Пугачёва в конце марта 1774 года. По мнению следователей Оренбургской секретной комиссии, самозванец пытался таким образом обезопасить авторов и адресатов переписки, упоминавшихся в бумагах. Но Почиталин и Горшков на допросах говорили, что причина была прозаичней и Пугачёв распорядился сжечь архив одновременно с приказом бросить часть пушек «для облегчения». Согласно распоряжению императрицы, указы Пугачёва и Военной коллегии в случае их захвата должны были публично сжигаться, и далеко не всякий раз при этом командиры правительственных отрядов предварительно делали с них списки. Большая часть повстанческих документов также была уничтожена в пожаре Москвы 1812 года[23]. Всего в архивах сохранилось 46 подлинных экземпляров различных документов, вышедших непосредственно из Военной коллегии, хотя историки говорят о, как минимум, 200 документах, косвенно упоминаемых в правительственной переписке и протоколах допросов. Так, известный исследователь, автор источниковедческих работ по истории Пугачёвского восстания Р. В. Овчинников, писал в своих трудах о 119 утраченных документах, текст или содержание которых удалось реконструировать по разработанной им методике[24].

Военная коллегия в апреле-августе 1774 года[править | править код]

В ходе тяжёлых поражений пугачёвцев от правительственных войск экспедиции Бибикова Военная коллегия первого состава практически перестала существовать. Судья Данила Скобычкин погиб в сражении у Татищевой крепости, судьи Шигаев и Витошнов, а также секретари Почиталин и Горшков и повытчик Пустоханов были пленены после боя у Сакмарского городка. Михаил Шванвич в суматохе сумел покинуть пугачёвский лагерь и добровольно сдался оренбургским властям. Судьба остальных повытчиков неизвестна. Из всего состава Военной коллегии лишь атаман Илецкого полка Иван Творогов сумел уйти с Пугачёвым на Южный Урал. Но Пугачёв не оставил идею Военной коллегии, оторвавшись от преследования, он велел восстановить её деятельность, пусть и в гораздо более усечённом составе. Секретарями коллегии были назначены И. Шундеев, повытчиками — А. Седачёв и, чуть позднее, Г. Туманов (заведовавший походной канцелярией атамана Грязнова в период осады Челябинска). Были разосланы указы во все повстанческие отряды на Урале с требованием идти на соединение с отрядом Пугачёва, а также требования по пополнению армии запасами оружия, продовольствия и фуража. Жизнь этого состава Военной коллегии оказалось короткой, в бою у Магнитной крепости 7 (18) мая 1774 года пропал Седачёв, а через две недели 21 мая (1 июня1774 при разгроме отряда Пугачёва у Троицкой крепости попали в плен Шундеев и Туманов[25].

Но Пугачёв вновь возрождает Военную коллегию, назначив в конце мая 1774 года её секретарём Алексея Дубровского (бывшего мценского купца и приказчика Златоустовского завода Ивана Трофимова, назвавшегося в Бердах вымышленным именем), а повытчиком заводского писаря Герасима Степанова, прослуживших в этом качестве вплоть до последней битвы главной армии Пугачёва под Чёрным Яром. Главной задачей этой пары стало написание указов по призыву в армию Пугачёва многочисленного «чёрного народа» — крепостных крестьян Поволжья. Именно с этого момента в манифестах Пугачёва отчётливо стал проявляться антикрепостнический характер, в наиболее радикальной форме отразившийся в знаменитых указах к жителям Саранска от 28 июля (8 августа1774 года и к жителям Пензы от 31 июля (11 августа1774 года. Указы, ставшие по сути манифестами об освобождении крестьян от крепостной зависимости и даровании им земли и всех угодий «без покупки и без оброку», привели к тому, что в восстание было вовлечено население численностью более миллиона человек. Известный историк крестьянского вопроса в 18-19 веках В. И. Семевский писал, что Указ от 31 июля — «настоящая жалованная грамота всему крестьянскому люду, это хартия, на основании которой предстояло создать новое мужицкое царство»[26]. Указы Дубровского ещё сделали своё дело при добровольной сдаче Пугачёву поволжских городов и станиц Волжского казачьего войска, присоединении к армии восставших калмыцкой орды, но армия восставших стремительно теряла моральный дух и боеспособность. Под Саратовом среди пугачёвских полковников начались разговоры о возможности выдачи Пугачёва правительству взамен прощения. В рядах участников этого заговора оказались и последние члены Военной коллегии Иван Творогов и Алексей Дубровский[27][28].

Примечания[править | править код]

  1. Мавродин, т.II, 1966, с. 444—445.
  2. Трефилов, 2015, с. 149—150.
  3. Протокол допроса И. А. Творогова 27 декабря 1774 г. // Пугачёвщина. Из следственных материалов и официальной переписки. — 1929. — Т. II. — С. 143.
  4. Овчинников, 1997, с. 181.
  5. Мавродин, т.II, 1966, с. 446.
  6. Трефилов, 2015, с. 151—152.
  7. Мавродин, т.II, 1966, с. 446—447.
  8. Трефилов, 2015, с. 151.
  9. Мавродин, т.II, 1966, с. 460—461.
  10. Трефилов, 2015, с. 154—155.
  11. Трефилов, 2015, с. 154—167.
  12. Мавродин, т.II, 1966, с. 457—459.
  13. Мавродин, т.II, 1966, с. 460.
  14. Александер, 2011, с. 62.
  15. Мавродин, т.II, 1966, с. 448—450.
  16. Трефилов, 2015, с. 152—153.
  17. Овчинников, 1980, с. 77—79.
  18. Документы ставки Пугачёва, 1975, с. 39—40.
  19. Овчинников Р. В. «Немецкий» указ Е. И. Пугачева // Вопросы истории. — 1969. — № 12. — С. 133—141. Архивировано 26 марта 2016 года.
  20. Мавродин, т.II, 1966, с. 451—453.
  21. Трефилов, 2015, с. 153—154.
  22. Овчинников, 1980, с. 82—84.
  23. Трефилов, 2015, с. 152.
  24. Овчинников, 1980, с. 8—9.
  25. Мавродин, т.II, 1966, с. 462—463.
  26. Семевский В. И. Крестьяне в царствование Екатерины II. — СПб., 1881. — Т. 1. — С. 330.
  27. Пугачёвщина, т.2, 1929, с. 151.
  28. Мавродин, т.II, 1966, с. 463—465.

Литература[править | править код]

Из архива Пугачёва (манифесты, указы и переписка). — М.Л.: Государственное издательство РСФСР, 1926. — Т. I. — 292 с.
Из следственных материалов и официальной переписки. — М.Л.: Государственное издательство РСФСР, 1929. — Т. II. — 494 с.
Из архива Пугачёва. — М.Л.: Соцэкгиз, 1931. — Т. III. — 528 с.
  • Сост. Овчинников Р. В., Светенко А. С. Емельян Пугачёв на следствии. Сборник документов и материалов. — М.: Языки русской культуры, 1997. — 464 с. — 2000 экз. — ISBN 5-7859-0022-X.
  • Овчинников Р. В. Манифесты и указы Е. И. Пугачёва. — М.: Наука, 1980. — 280 с. — 5550 экз.
  • Овчинников Р. В. Над «Пугачевскими» страницами Пушкина. — М.: Наука, 1981. — 160 с. — (Страницы истории нашей Родины). — 200 000 экз.
  • Трефилов Е. Н. Пугачёв. — М.: Молодая гвардия, 2015. — 399 с. — (Жизнь замечательных людей). — 3000 экз. — ISBN 978-5-235-03796-0.