Одним из первых определение цифровому суверенитету дал французский бизнесмен Пьер Белланжер. В 2012 году в своей публикации он определил терминsouveraineté numérique как «контроль над сегодняшним днём и нашей общей судьбой, которые являют себя и формируются через применение технологий и компьютерных сетей»[5].
В научной литературе сложилось несколько различных подходов к трактовке этого понятия[6]. Отличаются также используемые термины: «цифровой суверенитет», «киберсуверенитет», «суверенитет в киберпространстве», «интернет-суверенитет» и другие.
Российские исследователи подчёркивают важность контроля как над технической инфраструктурой в целях обеспечения цифрового суверенитета, но и над трансграничным контентом.
По инициативе китайских исследователей в академическую среду был введён термин «интернет-суверенитет» — право страны устанавливать собственные правила функционирования интернет-пространства, отвечающие национальным интересам и традициям.
В научной литературе США долгое время критически относились к самой категории цифрового суверенитета, связывая её с цензурой, но постепенно эта тема вошла в академический дискурс и политическую риторику официальных лиц страны[4].
Существует также понятие «информационный суверенитет», которое иногда используется как синоним «цифрового суверенитета». Однако ряд исследователей предпочитают разграничивать эти дефиниции[7].
Понятие «технологический суверенитет» также иногда можно встретить как синоним «цифрового суверенитета». Однако оно получило широкое распространение с середины 1970-х годов для обозначения возможностей неких коллективных общностей (государств, сообществ, общественных движений и т. п.) в плане самостоятельного инновационного развития[5].
Интернет долгое время воспринимался как пространство, к которому не применимо понятие государственных границ. По мере развития этой технологии и её проникновения во все сферы человеческой жизни власти осознали необходимость управления её развитием и контроля национального сегмента цифрового пространства.
Уязвимость политических режимов по отношению к внешнему информационному воздействию показала «арабская весна» 2011 года, после которой было отмечено усиление внимания со стороны государств к вопросам обеспечения IT-безопасности и стремление контролировать трансграничные потоки информации, передаваемой по соцсетям[8].
Первой страной, которая стала укреплять цифровой суверенитет, стал Китай, где в конце 1990-х годов появилась техническая система контроля и фильтрации контента, получившая название «Великий Китайский файрвол» или «Золотой щит»[8]. Эта система ограничивает доступ к нежелательным для руководства страны сайтам и сервисам[2]. В 2015 году в Китае был принят закон «О нацбезопасности», который возложил на китайские спецслужбы функции по незамедлительной блокировке сайтов, содержащих информацию, противоречащую социалистической морали или не соответствующую политическому курсу Китая. Также в КНР действует обязательная система деанонимизации пользователей мессенджеров, социальных сетей и интернет-форумов[9].
Поддержка государством отечественных компаний и ограничение присутствия западных IT-гигантов способствовало росту автономного IT-сектора[8]. В 2022 году власти Китая обязали государственные организации полностью заменить зарубежный офисный софт отечественными решениями к 2027 году, также был предпринят ряд мер по замене зарубежного ПО в области образования и других сферах[10].
В соответствии с вступившем в силу в 2021 году законом «О защите персональных данных» данные граждан могут обрабатываться только при получении согласия физического лица, должны храниться на территории Китая, а для предоставления данных за рубеж необходимо разрешение Государственной канцелярии по делам интернет-информации[9].
Идея цифрового суверенитета в России зародилась в начале 2000-х годов с принятием Доктрины информационной безопасности (2000). Его главными компонентами стали развитие национальных поисковых систем и соцсетей, создание точек обмена трафиком и хранилищ данных[8]. Частью цифрового суверенитета стало создание Национальной платёжной системы. В Доктрине информационной безопасности 2016 года отмечалась важность ухода российской промышленности от зарубежных технологий. В ноябре 2019 года в стране был принят закон о «суверенном Интернете», который закрепил в правовом поле политику цифрового суверенитета. Долгое время цифровой суверенитет РФ не предполагал контроля контента и ограничения доступа к зарубежным ресурсам[8]. После начала специальной военной операции на Украине на территории РФ был ограничен доступ к ряду платформ и ресурсов.
Санкционное давление со стороны стран Запада способствовало снижению технологической зависимости российского IТ-сектора. По данным министра связи и массовых коммуникаций (2012—2018) Николая Никифорова, с 2014 по 2018 год доля закупок отечественного ПО выросла с 20—30 % до 60—70 %[1]. Ряд IT- и телеком-компаний (Сбер, МТС, Яндекс) начали развивать свои платформенные решения и критически не зависят от международных платформ[11]. После начала СВО и обострения отношений со странами Запада на территории России была запрещена деятельность ряда западных IТ-платформ, соответственно темпы перехода на отечественное ПО усилились.
В США — стране-создателе интернета, способствовавшей его распространению в мире, — долгое время поддерживали идею глобального цифрового пространства, независимого от госграниц, а понятие «цифровой суверенитет» приравнивали к цензуре.
Особенностью деятельности США в цифровой сфере является делегирование значительных полномочий и задач в области кибербезопасности и управления данными частному сектору.
Однако есть примеры решений на государственном уровне, способствующих укреплению цифрового суверенитета страны. Например, администрация Дональда Трампа ограничила работу приложения TikTok и мессенджера WeСhat. Также в США была запрещена продажа оборудования ряда китайских технологических компаний[4].
В 2020 году Европарламент принял документ «Цифровой суверенитет для Европы», определивший концепцию цифрового суверенитета Евросоюза. Согласно ему «цифровой суверенитет означает для Европы способность действовать независимо в цифровом мире», в нём подчёркивается важность суверенитета в области данных[4].
Одно из первых упоминаний цифрового суверенитета в международном праве относится к итоговым документам Всемирной встречи на высшем уровне по вопросам информационного общества под эгидой ООН (женевский этап — в 2003 году, тунисский этап — в 2005 году). По итогам тунисского этапа было зафиксировано, что «политические полномочия по решению вопросов государственной политики, связанных с Интернетом, являются суверенным правом государств»[8].
Данный тезис позже был зафиксирован в ряде резолюцийГенеральной Ассамблеи ООН и в документах Групп правительственных экспертов по международной информационной безопасности.
В рамках ООН действует созданная по инициативе России Рабочая группа открытого состава ООН по безопасности использования информационно-коммуникационных технологий, в рамках которой обсуждаются вопросы международной информационной безопасности, а также принцип суверенного равенства государств в ИКТ-среде[12].
Антропов К. Ю., Ахмадеев Р. Г., Косов М. Е. Кибербезопасность и сохранение цифрового суверенитета экономики // Вестник экономической безопасности. — 2021. — Вып. 5.
Политическая субъектность цифровых актантов в контексте обеспечения цифрового суверенитета // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Политология. — 2023. — Т. 25, вып. 4.
Роблес-Каррильо М. Суверенитет и цифровой суверенитет // Journal of Digital Technologies and Law. — 2023. — Т. 1, вып. 3.
Фадеева И. А. Экономические угрозы цифровому суверенитету // Журнал прикладных исследований. — 2022. — Т. 3, вып. 11.
Кириленко В. П., Алексеев Г. В., Румянцев А. С. Авторское право и цифровой суверенитет // Евразийская интеграция: экономика, право, политика. — 2023. — Т. 17, вып. 1 (43).
Емельянов А. А., Коршунов И. Л., Микадзе С. Ю. К вопросу о цифровом суверенитете России // Известия Санкт-Петербургского государственного экономического университета. — 2022. — Вып. 6 (138).
Зиновьева Е. С., Булва В. И. Цифровой суверенитет Европейского Союза // Современная Европа. — 2021. — Вып. 2.
Кулакова Т. А., Волкова А. В. Цифровой суверенитет и политико-административные режимы // Вестник Санкт-Петербургского университета. Философия и конфликтология. — 2023. — Т. 39, вып. 1.