Рассказ ведётся от имени Ивана Жилина, бывшего космолётчика, ныне — сотрудника спецслужбы Совета Безопасности. Коммунистический строй до сих пор не стал всепланетным; сохраняются национальные и монархическиегосударства, в некоторых из которых происходят внутренние вооружённые конфликты и даже не решена проблема голода. Совет Безопасности стремится к умиротворению таких государств.
Жилин прибывает в южный курортный город маленькой страны, внешне вполне благополучной, где благоденствует буржуазное мещанское общество. Четырёхчасовой рабочий день, масса доступных развлечений, развитая сфера услуг соседствуют с убогостью духовных запросов. Испытывающие недостаток сильных ощущений обыватели развлекаются, кто как может: члены «общества рыбарей» устраивают смертельно опасные развлечения в тоннелях заброшенного метрополитена; «меценаты» добывают, не останавливаясь перед преступлениями, произведения искусства, чтобы затем ритуально уничтожать их на своих тайных собраниях. Есть и подобия общественных организаций: «грустецы» и «перши», организующие бесцельные демонстрации. Единственный случай активного общественного движения — прошлогодняя забастовка парикмахеров, но цель её смехотворна: мастера добивались продолжения съёмок любимого телесериала. Члены тайного общества «интелей» — преподаватели и студенты университета, — ненавидят бездумный и бессодержательный стиль жизни обывателей, совершают террористические акты в попытке расшевелить общественное болото, но безрезультатно: обыватели лишь пассивно ненавидят «интелей».
Задача Жилина — найти подходы к людям, производящим новый наркотик, о котором известно лишь то, что он существует, происходит из этой страны и приводит к смерти. Местный резидент Римайер советует Жилину посетить «рыбарей». Воспользовавшись советом, Жилин понимает, что Римайер просто пытался от него избавиться, но один из «рыбарей» наводит Ивана на след: рассказывает про средство для любителей сильных ощущений, которое называется «слег», и называет распространителя слега — некоего Бубу. Буба оказывается давним знакомым Ивана, Пеком Зенаем, соратником по работе в космосе и войне с фашистами; он превратился в алкоголика, заедающего спирт сахаром и не желающего вспоминать о прошлом. Буба даёт Ивану слег, оказавшийся небольшой радиодеталью, и инструкции: слег нужно вставить в радиоприёмник вместо стандартного гетеродина, благо размеры деталей точно совпадают, принять несколько противомоскитных таблеток, лечь в тёплую ванну и включить приёмник. Опробовав слег, Жилин убеждается, что тот вызывает ярчайшие переживания, в которых исполняются все бессознательные желания человека, причём не оставляет никаких неприятных ощущений. Но иллюзорная жизнь под действием слега настолько ярка и привлекательна, что после неё реальность кажется пресной и серой.
Внимательно изучив слег, Иван обнаруживает, что это — вакуумный тубусоид[1] — фабричная деталь, широко применяемая в бытовых приборах, её можно за копейки купить в любом радиомагазине. Жилин понимает, что его руководство попало в ловушку стандартного мышления: «Если есть наркотик, должна быть мафия, производители и распространители». Здесь же всё произошло спонтанно: кто-то однажды случайно вставил тубусоид в приёмник вместо гетеродина, лёг в ванну и испытал невероятные ощущения. Новость распространилась, начались эксперименты, сложился шаблон потребления, дающий наиболее сильную реакцию. Объясняется и атмосфера таинственности: мало кто согласится рассказать о своих подсознательных желаниях, исполняющихся под действием слега. Погрузившись в эти переживания, человек теряет контакт с реальностью и использует слег, пока нервное истощение не убивает его. Жилину стоит больших усилий не пойти по тому же пути, но он всё-таки выбирает реальность.
Слег распространяется стихийно, его невозможно ни запретить, ни изъять, ни уничтожить. Иван настаивает, что бороться против слега можно только изменением мировоззрения, борьбой против потребительства. Руководство воспринимает точку зрения Ивана как «философию», поскольку её принятие не предполагает быстрых и решительных мер по ликвидации угрозы. Иван принимает решение подать в отставку и остаться здесь, чтобы найти среди моря обывателей людей со сходными взглядами и вместе с ними бороться за «очеловечивание» местных жителей.
Повесть начинается эпиграфом: «Есть лишь одна проблема — одна-единственная в мире — вернуть людям духовное содержание, духовные заботы… (Антуан де Сент-Экзюпери)». Стругацкие возвращаются к теме, которую они неоднократно затрагивали в своих произведениях («Стажёры», «Понедельник начинается в субботу»): проблему мещанства, низкого уровня духовных потребностей, которые приводят людей к жизни на уровне, не достойном человека. Ярко продемонстрирована ложность представления, что материальное благополучие само по себе решает все проблемы и приводит ко всеобщему благоденствию; материально богатый и сытый мещанин остаётся мещанином, и его потребности, оставаясь чисто материальными, становятся лишь всё более изощрёнными.
В описанных деталях жизни «Страны дураков» предугаданы основные черты современного общества потребления. Среди описываемых явлений можно узнать рейв («дрожка»), экстрим («рыбари»), радикализм («интели»), пейнтбол («ляпник»), упомянуты ситкомы. «Слег» имеет сходство как с виртуальной реальностью, так и с психотропными наркотиками. По мнению Бориса Стругацкого[2], повесть, написанная в 1964 году, и сегодня в полной мере сохраняет свою актуальность: «Мы стоим на пороге Мира Изобилия и должны быть готовы принять решение, как к этому миру относиться».
По исходной идее, появившейся в середине 1963 года, планировалось написать совершенно реалистичную повесть под названием «Крысы». Действие, современное моменту написания, происходило в Латвийской ССР на острове Буллю в Рижском заливе (это место действия было выбрано потому, что один из авторов некоторое время отдыхал на Буллю). Повесть должна была представлять собой «дневник писателя, оказавшегося по соседству с новыми наркоманами — электронного типа». Слово «слег» тогда ещё не было придумано, речь шла о некоем новом «электронном наркотике» — приборе, вызвавшем чрезвычайно убедительные, яркие и привлекательные по содержанию галлюцинации, после которых реальный мир казался серым и ненастоящим; попавший в зависимость человек был готов на что угодно, лишь бы вернуться из реальности в иллюзорный мир своих фантазий. Но работа над этим сюжетом не пошла, и в начале 1964 года авторы сошлись на том, что необходимо полностью переработать всё, кроме первоначальной идеи, и переместить действие из реального места и времени, что сразу же снимет многие ограничения, связанные с реалистичностью обстановки. Тогда же появилось и название «Хищные вещи века», взятое из стихотворения А. А. Вознесенского «Монолог битника. Бунт машин» (1961)[3]. Работа над новым вариантом сюжета началась в феврале 1964 года, после нескольких дней обсуждения. Местом действия стал некий неназванный курортный город в маленькой, сытой, но крайне неблагополучной в смысле духовного уровня обитателей стране. В качестве названия нового наркотика авторы придумали слово «слег»:
Слово «слег» было выбрано из двадцати или тридцати наугад придуманных, как самое противное «на вкус и на ощупь».
К концу марта был написан черновик, а в ноябре 1964 года книга была закончена и в феврале 1965 предложена в редакцию фантастики издательства «Молодая гвардия».
По совету Ивана Ефремова, который писал предисловие, авторы дополнили название подзаголовком «Книга первая. Авгиевы конюшни», чтобы создать впечатление о планах написания в будущем «Книги второй», где коммунистическое человечество побеждает возникшую на его теле раковую опухоль (ибо оригинальная повесть «не оставляет никакой надежды на что-либо хорошее для человечества. Это не советская фантастика, а западная, с горечью и ужасом перед будущим.»[2]).
Также по совету Ефремова Стругацкие скорректировали последнюю главу («Что-то надо было бы сделать с кубинцем, который жрет в последней главе. Сцена отличная, но явственно видна борода Кастро.»[4])
По требованию главного редактора, усмотревшего в книге намёки на СССР, авторам пришлось написать вступительную часть о Стране Дураков, куда были вставлены все необходимые идеологические пассажи. Также был убран первоначальный эпиграф — стихотворение Вознесенского, давшее имя книге. После внесения изменений книга была принята и запущена в производство, причём редактору удалось убрать идеологизированное предисловие и все упоминания «Книги первой», так что в итоге произведение было почти не изменено.
Однако через несколько месяцев вопрос о выпуске книги был поднят снова. На неё обратила внимание цензура, причём, судя по всему, внимание цензора было вызвано не какими-то идеологическими огрехами авторов, а личной неприязнью к кому-то из работников главной редакции[2]. Начались длительные обсуждения и споры, решение вопроса было затянуто до августа 1965 года — до приезда из загранкомандировки Мелентьева, тогдашнего директора «Молодой гвардии».
В результате обсуждения ситуации с участием Мелентьева выяснилось, что позиции директора (кандидата в члены ЦК КПСС!) серьёзно расходятся с мнением цензора. Если цензор упрекал авторов в пропаганде «принесения революции на штыках», то Мелентьев прямо требовал включить в книгу недвусмысленное указание на то, что ситуация была разрешена прямым активным вмешательством прогрессивных коммунистических сил. В итоге ситуацию удалось разрешить «относительно малой кровью»: из текста было убрано слово «угнетение» в месте, где Жилин говорит о положении в Стране Дураков, «столетний план восстановления» человеческого мировоззрения, предлагаемый Жилиным, стал просто «планом восстановления», а в финальную часть, где Жилин рассуждает о своих дальнейших планах, были сделаны вставки, намекающие на наличие как в самой Стране Дураков, так и за её пределами достаточного количества людей, готовых активно бороться с существующим положением вещей. К сентябрю 1965 года книга ушла в печать. Цензурные правки не спасли книгу от критики партийных инстанций — журнал «Коммунист» опубликовал разгромную критическую статью.
В сущности опубликование повести "Хищные вещи века" есть беспрецедентный случай в истории советской литературы, когда писатели, взявшись написать книгу об образе жизни "капиталистического" государства, не только не стремятся к анализу социальных сторон, но начисто отказываются от социальных оценок вообще, причем делают это, согласно авторскому замыслу, сознательно преднамеренно.
В исходном, неисправленном, виде «Хищные вещи века» были изданы только после распада Советского Союза.
В «Комментариях к пройденному» Борис Стругацкий отметил, что первоначальное отношение авторов к миру «Хищных вещей», бывшее однозначно отрицательным, со временем изменилось.
я … глянул на мир «хищных вещей» глазами непредубежденного, неангажированного человека, далекого от очевидных, но не так уж чтобы общепринятых, хотя и вполне достойных, постулатов типа «человек создан для творчества», «человек это звучит гордо», «правильно мыслить — вот основной принцип морали» и так далее, в том же духе. И этими глазами я увидел мир, не лишённый, разумеется, своих недостатков, в чём-то — убогий, в чём-то — пакостный, в чём-то — даже непереносимо отвратный… Но при всем при том — содержащий в себе немало светлых уголков и оставляющий, между прочим, широчайший простор и для духовной жизни тоже. Ведь человек в этом мире — свободен. Хочешь — обжирайся и напивайся, хочешь — развлекай себя нейростимуляторами, хочешь — предавайся персональному мазохизму. Но с другой-то стороны: хочешь учиться — учись; хочешь читать — читай, всё, что угодно и сколько угодно; хочешь самосовершенствоваться — пожалуйста; хочешь, в конце концов, чистить и улучшать свой мир, хочешь драться за достоинство человека — ради бога! — это отнюдь никем не запрещено, действуй, и дай тебе бог удачи! Ты волен в этом мире стать таким, каким сможешь и захочешь. Выбор за тобой. Действуй.
Если роман изначально воспринимался авторами как антиутопия, то впоследствии это отношение также переменилось.
Мы поняли, что этот мир, конечно, не добр, не светел и не прекрасен, но и не безнадёжен в то же время, — он способен к развитию. Он похож на дурно воспитанного подростка, со всеми его плюсами и минусами. И уж во всяком случае, среди всех придуманных миров он кажется нам наиболее ВЕРОЯТНЫМ. Мир Полудня, скорее всего, недостижим, мир «1984», слава богу, остался уже, пожалуй, позади, а вот мир «хищных вещей» — это, похоже, как раз то, что ждёт нас «за поворотом, в глубине». И надо быть к этому готовым.
Во втором томе серии «Время учеников» опубликован рассказ Сергея Лукьяненко «Ласковые мечты полуночи». В нём дана альтернативная концовка повести, в которой Жилин, впервые попробовав слег, не покинул свой иллюзорный мир. Таким образом, заключительная часть оригинальной повести Стругацких оказывается наркотическим бредом.
В третьем томе «Времени учеников» опубликована повесть Александра Щеголева «Пик Жилина», в которой Жилин спустя 10 лет возвращается в этот же город, чтобы расследовать слухи о каком-то «суперслеге». Выясняется, что если обычный слег погружал человека в иллюзорную реальность, то суперслег (случайно найденный продукт сверхцивилизации Странников, существующий в единственном экземпляре) имеет обратное действие: при определённых условиях он материализует представления и желания обладающего им человека. Получив суперслег в свои руки, Жилин буквально «выдумывает» весь мир Полудня, воплощающийся вследствие этого в реальность.
Повесть Андрея Измайлова «Слегач» проводит параллели между городом Хищных Вещей и Россией 1990-х годов, между которыми мечется Жилин.
В повести есть намеки на «Лолиту» Владимира Набокова, которая к тому моменту ещё не была переведена на русский язык. В обоих произведениях мы видим повествование от первого лица, где рассказчик, приезжая в новое для себя место, останавливается в доме склонной к полноте вдовы, у которой есть молодая дочь. И там, и там дом разделен на две половины, вдова живёт в правой, а квартирант в левой. Дочь вдовы в каждом из произведений описывается как загорелая и с гладкой кожей[6].