Джонсон, Николай Николаевич

Родился 8 марта 1878 года в семье капитана 3-й лейб-гренадерской артиллерийской бригады Николая Александровича Жонсона и Луизы Александровны Жонсон^[4]. Русский, православного вероисповедания. Воспитывался в Александровском кадетском корпусе. В 1896 году зачислен в Михайловское артиллерийское училище юнкером рядового звания, где познакомился с великим князем Михаилом Александровичем. В 1899 году произведён в подпоручики с назначением на службу в 24-ю артиллерийскую бригаду, где зачислен в 3-ю батарею. В 1900 году прикомандирован для испытания по службе к лейб-гвардии 1-й артиллерийской бригаде. В 1903—1907 годах состоял в запасе артиллерии по Санкт-Петербургскому уезду. В 1914 году вновь призван из отставки и зачислен в 13-ю архангелогородскую пешую дружину, командирован в 15-ю рабочую роту^[5]. В 1916 году назначен адъютантом великого князя Михаила Александровича, командовавшего 2-м кавалерийским корпусом.

После того, как в 1912 году от Михаила уволился его секретарь Анатолий Мордвинов, отрицательно относившийся к отношениям Великого князя с Натальей Вульферт, Михаил Александрович нашёл себе нового секретаря в кругу своих бывших товарищей по училищу — Жонсона, который приступил к службе в декабре 1912 года^[6].

Из Джонни — как его звал Великий князь — получился незаменимый секретарь и хороший друг. По воспоминаниям современников Жонсон знал три языка, причем на английском он говорил с акцентом и гораздо хуже самого Великого князя^[4]. Николай Николаевич был очень музыкален — играл на гитаре, балалайке и пианино и прекрасно пел. Они с Михаилом Александровичем и сблизились благодаря любви к музыке. Джонсон часто аккомпанировал Михаилу на рояле, включая те мелодии, которые сочинил сам великий князь^[6].

Жонсон умел поддержать разговор и выполнял различные щепетильные поручения Михаила, в его отсутствие находился рядом с его супругой, стараясь поддерживать её в трудных ситуациях и умея «разгонять тоску» Натальи.

В. П. Зубов, близко сошедшийся с Жонсоном во время их совместного нахождения в Гатчине в зимой 1917—1918 годов, так описывал его внешность: «…человек невысокого роста, пухленький и еще молодой, был английским подданным и когда-то собирался стать оперным певцом…»^[7]. В Гатчине Жонсон жил отдельно от Великого князя на квартире по ул. Багговутской. В дни Февральской революции Жонсон неотступно следовал за Михаилом Александровичем, присутствуя на переломных событиях российской истории — арест Великого князя — Жонсон пошёл с ним под арест; потом — в Мариинский дворец, затем в Таврический, затем в Зимний. Присутствовал в квартире князя Путятина на улице Миллионной, где в присутствии депутатов Госдумы и министров Временного правительства состоялось решающее обсуждение деталей предстоящего Манифеста Михаила. Именно Жонсон в августе 1917 года убедил премьера Временного правительства А. Ф. Керенского разрешить Михаилу увидеться с братом Николаем перед убытием семьи последнего в ссылку в Сибирь.

В августе 1917 года Михаил был подвергнут домашнему аресту. На почве всех волнений у Князя началось обострение застарелой болезни — язвы. Кипучая деятельность Жонсона выправила положение: поехав в Петроград в штаб военного округа, он добился перевода Михаила под домашний арест в квартиру его юриста Алексея Матвеева на Фонтанке, вошёл в контакт с послом Великобритании в России Бьюкененом и именно благодаря ходатайствам посла Михаил был выпущен из-под ареста.

7 марта 1918 года Великий князь и лица его окружения были арестованы по постановлению Гатчинского совета, в связи с тревожной обстановкой и возможным наступлением немцев на Петроград. Арестованных доставили в Комитет революционной обороны Петрограда, штаб которого возглавлял М. С. Урицкий, который и предложил выслать арестованных в Пермь. 9 марта 1918 года на заседании Малого Совнаркома было рассмотрено предложение М. С. Урицкого о высылке Михаила Александровича и других арестованных в Пермскую губернию. В результате было вынесено решение, подписанное В. И. Лениным: «…бывшего великого князя Михаила Александровича, его секретаря Николая Николаевича Джонсона… выслать в Пермскую губернию вплоть до особого распоряжения. Место жительства в пределах Пермской губернии определяется Советом рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, причём Джонсон должен быть поселён не в одном городе с бывшим великим князем Михаилом Романовым». Посол Бьюкенен рекомендовал Жонсону покинуть Россию, но тот ответил: «Я не оставлю великого князя в такой тяжелый момент»^[6].

Узнав о том, что по приезде в Пермь их собираются разлучить, Джонсон со станции Шарьи отправил председателю Совнаркома В. И. Ленину следующую телеграмму^[8]:

По прибытии в Пермь, вопреки указаниям центра, все ссыльные были помещены в одиночные камеры тюремной больницы. Потребовались дополнительные указания центральных властей, что «Михаил Романов и Джонсон имеют право жить на свободе под надзором местной Советской власти». Они были отпущены под обязательство регулярно являться в советские органы для регистрации. На некоторое время Великий князь и его секретарь поселились в номерах гостиницы при бывшем Благородном собрании, а затем перебрались в новую пермскую гостиницу «Королёвские номера», заняв две комнаты на последнем этаже^[9].

В Перми Великий князь вёл свободный образ жизни, встречался со многими лицами, некоторые из которых приезжали специально, чтобы с ним увидеться, ездил с шофёром на своём Роллс-Ройсе, который был лучшим автомобилем в городе. Всё это не могло не вызывать раздражения и даже зависти местной советской и большевистской верхушки^[9].

В ночь с 12 на 13 июня 1918 года в номер к Михаилу Александровичу явились участники задуманного убийства и заставили его следовать за ними. Великий князь попросил разрешения сопровождать его своему секретарю. Так как это входило в планы убийц, такое разрешение было получено. Н. Н. Джонсон не колеблясь последовал за Великим князем. Их вывели из гостиницы и усадили раздельно в два разных фаэтона. Как вспоминал один из участников убийства, А. В. Марков, Н. Н. Джонсон сразу понял, что их везут на расстрел, но был спокоен. Он говорил Маркову^[10]:

Вещи убитых были разделены между убийцами. Серебряные часы Жонсона достались Маркову. Уже незадолго перед своей смертью, в 1964 году, он хвастался перед бравшей у него интервью журналисткой, рассказывая об убийстве и показывая часы: «идут хорошо, ни разу не ремонтировал, только отдавал в чистку несколько раз»^[11].

Николай Джонсон был реабилитирован постановлением Генеральной прокуратуры Российской Федерации 8 июня 2009 года^[12].

В 1981 году имя Николая Джонсона было внесено в черновой список поимённый новомученников исповедников российских при подготовке канонизации, совершённой РПЦЗ. Список был издан в конце 1990-х годов^[13].