Польша, 1962 год. Анна, молодая послушница, перед тем, как принять монашеский обет, по указанию настоятельницы едет в гости к своей тёте Ванде, судье и бывшему прокурору. Ванда сообщает, что настоящее имя Анны — Ида Лебенштейн, и что её биологические родители, евреи, были убиты во время войны. Ида решает найти их могилы и вместе с Вандой едет в путешествие, которое прольёт свет на их прошлое и определит их будущее.
Поиски приводят к семье польских крестьян, в начале оккупации прятавших семью Лебенштейнов в лесу, а после там же их убивших. Вместе с родителями Иды они убили и незаконнорождённого сына Ванды, которого та, отправившись на войну, оставила с сестрой. Маленькую Иду, в которой ничто не могло выдать её происхождения, отдали священнику.
В поездке происходит ещё одна судьбоносная встреча, Ванда берет попутчика — молодого саксофониста, который сыграет роль «мирского искушения» в жизни Иды.
В обмен на отказ от претензий на дом женщинам наконец-то показывают место, где захоронены их родные. Ванда и Ида везут останки на старое фамильное кладбище. Теперь их миссия выполнена.
Ида возвращается в монастырь, но в последний момент понимает, что принять обет не готова.
Из монастыря Иду вызывают в город: её тетя покончила с собой, выбросившись из окна.
На похороны Ванды приходит и молодой музыкант. Ида проводит с ним ночь, но наутро возвращается к монахиням.
Режиссёр фильма — родившийся в Варшаве и живущий в Лондоне поляк Павел Павликовский. Его родители выехали в Англию, получив политическое убежище, благодаря тому, что бабушка по отцу была еврейкой, погибшей в Освенциме[5]. В начале режиссёрской карьеры Павликовский работал в документалистике (фильмы о Венедикте Ерофееве, о потомке Достоевского, о Жириновском), после чего перешёл в игровой кинематограф (его первым художественным фильмом стал «Стрингер» с Сергеем Бодровым в главной роли). «Ида» — первая работа режиссёра на родине[6].
В основе сценария фильма — реальная встреча режиссёра с польской еврейкой Хеленой Волиньской-Брус, более известной как «красная Ванда» (смертные приговоры которой, вынесенные в процессах «врагов народа», стали причиной требований польских властей к Англии выдать её за «преступления против человечества»), произошедшая в Оксфорде. Окончательная версия сценария сформировалась на перекрёстке жизненных судеб двух крайне разных женщин — прожжённой судебной обвинительницы и глубоко верующей девочки[3].
Исполнительниц обеих главных ролей в фильме носит имя Агата. Польская актриса театра и кино Агата Кулеша, обладающая большим профессиональным опытом, безупречно прошла пробы на роль Ванды — сомнений в правильности этого выбора у режиссёра не было[3]. А поиск исполнительницы на роль Иды затянулся на несколько долгих месяцев. Искали «интересную двадцатилетнюю актрису». Героиня нашлась совершенно случайно:
…моя хорошая знакомая позвонила мне в Париж, где я тогда находился, и сказала, что прямо сейчас смотрит на девушку, которая могла бы мне подойти. Самое забавное в том, что она понятия не имела, кого я искал!
Агата Тшебуховская на момент встречи с Павликовский была студенткой, изучала философию и совершенно не горела желанием связывать себя с кинематографом. Режиссёру пришлось ещё некоторое время уговаривать Агату сыграть роль Иды.
Героиня Агаты Тшебуховской, которая всю жизнь считала себя Анной, а потом вдруг оказалась Идой Лебенштейн, вплоть до финала вообще отказывается от действий, она лишь молчит и наблюдает. В первых безмолвных монастырских кадрах мы вовсе не понимаем, в какое время и в каком месте происходит действие, и только потом постепенно открываем для себя мир, одновременно с впервые севшей в трамвай Анной-Идой. Таким образом, перед нами фильм о познании мира, а ещё о том, способны ли его хрупкие, мелкие грешные радости — смех, разговор, выпивка, музыка, секс — избавить от страха небытия, средством против которого считаются молитва и пост.
Решив вопрос с актёрским составом, режиссёр в первый съемочный день стал искать срочную замену на место внезапно заболевшего главного оператора — съёмки оказались под угрозой срыва. Не найдя ни одного свободного оператора, Павликовский обратил внимание на Лукаша Зала, который на картине предполагался вторым оператором (до «Иды» работал на нескольких короткометражных картинах). Опасения режиссёра ушли после того, как с оператором стали прорабатывать визуальный стиль картины и быстро нашли общий язык[6].
В результате режиссёрско-операторский тандем выстроил чёрно-белую стилистику фильма, которая тонально походила на фильмы 60-х годов своим высококонтрастным изображением. Кроме того, было выбрано соотношение кадра 4 к 3 (на момент съёмок уже считавшееся устаревшим). Съёмка велась на цифровую камеру Arri Alexa Plus в цвете. Затем, в процессе постпродакшн, фильм был переведён в черно-белый формат[7]. Ещё один приём, используемый в фильме: особая композиция кадра, при которой герои всегда находятся в его нижней части, что придает псевдонесбалансированность композиции с «неоправданно» большим и пустым пространством над головой[3][6][8].
Тщательная проработка деталей привнесла в фильм точно восстановленные детали Польши60-х. Например, песня Rudy Rydz из репертуара Хелены Майданец, запавшая в память будущего режиссёра, вошла в один из эпизодов фильма[3].
Фильм сделан удивительно деликатно — не легкомысленно, но легко, минимально необходимыми штрихами, без назидательности и умничанья. Его предшественники — не мучительно-нравоучительное польское кино «морального беспокойства», а скорее чешская «новая волна» с её почти незаметным чудесным юмором: здесь вспоминаются Ян Немец и ранний Милош Форман, а ещё проза Милана Кундеры, хотя диалогов кот наплакал. Сам Павликовский смиренно признаёт, что не обошлось без влияния Годара и Бергмана. Однако «Ида» не кажется вторичным фильмом, её трудно встроить в любой известный ряд. В отличие от классического восточноевропейского кино здесь нет эзопова языка, а рассказанная история до ужаса буднична и конкретна.
Кинопресса уделила пристальное внимание премьере фильма, количественно увеличивавшееся с каждой очередной международной наградой. Зрительское внимание к картине было привлечено даже в странах, не знакомых с деталями еврейского вопроса в контексте польской истории (Южная Корея, Испания, Колумбия и др.)[3].
Несмотря на парад международных наград, на родине «Ида» подвергалась всевозможным нападкам, среди которых обвинение антидиффамационной лиги Польши в «антипольскости» картины[40].
При этом, например, касса фильма в североамериканском прокате составила порядка $3,6 млн, что вывело его в ранг одного из наиболее успешных польских проектов на настоящее время. Европейский прокат собрал около $9 млн (кассу в $3 млн собрала одна только Франция)[41].
↑Pawel Pawlikowski; Agata Kulesza, Agata Trzebuchowska, Dawid Ogrodnik, Jerzy Trela.: Ida (неопр.) (25 октября 2013). Дата обращения: 27 декабря 2016. Архивировано 3 декабря 2016 года.